Слепой. Смерть в подземке
Шрифт:
Глава 6
В раздевалке бубнили голоса. Помещение было большое, рассчитанное на одновременное пребывание солидного количества посетителей спортивно-развлекательного центра; ряды жестяных шкафчиков превращали его в настоящий лабиринт, в котором звук гулял, как ему заблагорассудится, так что, стоя у дверей, было трудно понять, откуда доносятся голоса, чьи они и о чем идет разговор.
Впрочем, о том, кто говорит, догадаться было нетрудно. У Ник-Ника не хватало средств на приобретение или хотя бы аренду отдельного, должным образом оборудованного для тренировок будущего чемпиона мира спортивного зала. Но
Когда Ник-Ник подошел к своему шкафчику, голоса стали разборчивее. Они доносились из соседнего прохода, и, если бы тренер взял себе за труд подтянуться на руках и посмотреть поверх составленных спина к спине шкафчиков, беседующие стали бы видны ему как на ладони. Разумеется, ничего подобного он делать не стал, поскольку уже узнал голоса. Один принадлежал упомянутому выше Белову; обладатель второго голоса был Дугоев.
– Чудак ты, Барсик, ей-богу, чудак, – дружелюбно басил Белов. – Такой большой, бреешься по два раза в день…
– По три, – поправил Марат.
– Тем более. А в сказки до сих пор веришь! Конечно, перед финальным боем чемпионата мира надо быть в форме, кто же с этим спорит! Но надрываться-то зачем? На таком уровне последний, от кого зависит итог поединка, – это боец. Ты можешь пить виски ведрами и жрать гамбургеры, как этот техасец, а можешь ночевать в спортзале в обнимку с грушей – от этого ничего не изменится. Все равно, как Ник-Ник договорится с тренером американца, так и будет.
– Нехорошо говоришь, Вася, – напряженным тоном произнес кавказец.
– Как есть, так и говорю, – возразил Белов. – Ты что, не знаешь, что наш вид – это не столько спорт, сколько шоу-бизнес? Если до сих пор не в курсе, поинтересуйся биографией этого своего Буффало. Вряд ли за последние пять лет он провел хотя бы один честный, недоговорной бой. Думаешь, для тебя сделают исключение?
– Я ни с кем не собираюсь договариваться, – надменно заявил Марат. – Никогда не договаривался и теперь не стану, клянусь!
– Да тебе и не придется, – хмыкнул Белов. – Ник-Ник-то на что?
– Нехорошо говоришь, – повторил Марат. – Ник-Ник не такой. Что я – его не знаю?
– Знаешь, знаешь, – насмешливо заверил Белов. – Только, видимо, недостаточно хорошо. Если хочешь знать…
Николай Николаевич отпер свой шкафчик и нарочито громко лязгнул железной дверцей. Белов осекся на полуслове.
– Мне почудилось или там кто-то бубнит? – громким ясным голосом осведомился Ник-Ник. – Вы почему до сих пор не в зале?
– Ай, мама, шухер, тренер пришел! – испуганно заголосил Марат. – Убегай, Вася, пока он нас не попалил!
– Добрый вечер, Ник-Ник, – спокойно сказал Белов.
– Физкультпривет, – откликнулся Безродный, снимая и вешая в шкафчик свою светлую спортивную куртку. – Марат, бегом в зал. Разминка, снаряды, спарринг – все как обычно. Работай. Вася, поди-ка на пару слов.
В соседнем проходе почти синхронно лязгнули, закрывшись, дверцы шкафчиков, заворочались ключи в примитивных замках; потом послышался смачный шлепок по голому. «Больно, слушай!» – воскликнул Дугоев, пребывавший, судя по всему, в отличном настроении, и убежал.
Безродный успел сменить джинсы на тренировочные брюки, когда перед ним, неторопливо обойдя длинный ряд шкафчиков, остановился Белов. Он был почти двухметрового роста, атлетического телосложения, которое подчеркивало борцовское трико, с уже наметившимся животом и по-спортивному короткой светлой густой шевелюрой. Его спортивное прозвище было Белый Медведь; больших высот он не достиг, но это его, кажется, не особенно беспокоило – по натуре он был флегматик и даже теперь, точно зная, о чем пойдет разговор, выглядел так, словно засыпал на ходу.
– Что ж ты, Васенька, дружок? – обманчиво ласковым тоном обратился к нему Ник-Ник. – Я тебя позвал в команду, чтоб ты помог парню выбиться в чемпионы. А ты что творишь?
– А что я такого творю? – сонно поинтересовался Белов.
– А ты не знаешь? Язык у тебя, Вася, длинный. Не по уму длинный, я бы сказал. Много лишнего болтаешь, расхолаживаешь парня, а у него через неделю квалификационные начинаются.
Белов подобрался, встал прямее и, набычившись, спросил:
– А что я сказал такого, чего все не знают?
– Да ничего, – согласился Ник-Ник. – Только твоей заслуги в этом нет. Не успел просто, вот и не сболтнул лишнего.
– Он уже немаленький, – сказал Белов. – Пора бы ему уже начать разбираться, что к чему. А то глядеть на него и смешно и стыдно. Не поймешь, то ли он дурак, то ли прикидывается…
– Пора или не пора, большой или маленький – это, дружок, не тебе решать. Воспитай собственного чемпиона и делай с ним что хочешь. Хоть с кашей съешь, я тебе мешать не стану. Но и ты мне не мешай, не то…
– И что будет? – еще сильнее набычился Белов.
– Пока ничего, – затягивая шнурки на кроссовках, светским тоном сообщил Безродный. – Но если только попытаешься исправить свое упущение и опять распустишь язык, я тебе устрою такую жизнь, что ты очень обрадуешься, когда тебе предложат место школьного физрука в какой-нибудь Потьме. Отчасти ты, конечно, прав, – добавил он уже другим, почти дружеским тоном. – Наш спорт – это зрелище, шоу. Шоу-бизнес, как ты совершенно справедливо подметил. Главное слово тут – бизнес. У бизнеса свои законы, нарушать их никому не позволено, но Марату до поры до времени об этом лучше не знать. Из чисто тактических соображений. Ты ведь его знаешь, он, что называется, в горячей воде купанный. Ну что тут еще скажешь – кавказец, одно слово! Ты ему глаза откроешь – он вспылит, дверью хлопнет, и что получится? Получится, что все мои труды, все расходы – драной козе под хвост. Труды – это ладно, труд обезьяну в человека превратил. А вот за денежки свои я с тебя, ежели что, спрошу по всей строгости. Да что я! Кто нас спонсирует, знаешь? То-то, братец. С этими людьми шутить не надо, они не станут разбираться, из каких таких соображений ты им свинью подложил – из принципа или, может, за вознаграждение… Их тонкости не интересуют, им подавай результат – желательно в твердой валюте.