Слезы дракона
Шрифт:
– Он убьет нас всех… убьет… убьет нас всех…
Таня передернула плечами от страха, но попыталась снова углубиться в детектив, хотя и чувствовала себя виноватой перед пациенткой. Ей бы, по крайней мере, следовало разжать вцепившиеся в брус пальцы Дженнифер, пощупать ее лоб, убедиться, что температура у той нормальная, нашептать ей что-нибудь утешительное, чтобы утихомирить взыгравшие волны страстей и привести корабль кошмара в тихую, мирную гавань спокойного сна. Она была отличной сиделкой и обыкновенно тотчас бросалась на помощь мечущейся в тисках кошмара пациентке. Но на этот раз она так и осталась недвижимой в своем кресле с детективом на коленях, так как не желала рискнуть разбудить
В воздухе прошелестело, словно из бездны:
– …мир в огне… потоки крови… огонь и кровь… Я породила сатану… Господи, помоги мне, матери сатаны.
Тане очень хотелось прибавить мощность на термостате, но она знала, что в палате и так уже чересчур тепло. Пронзивший ее холод был внутри ее, а не снаружи.
– …холодный ум… мертвое сердце… бьющееся, но мертвое…
Таня часто задавала себе вопрос, какое же страшное горе должна была пережить эта бедная женщина, чтобы оказаться в столь безнадежно-отчаянном состоянии. Что довелось ей увидеть? Что выстрадать? Какие воспоминания мучили ее?
7
"Грин Хаус", расположившийся на Тихоокеанском прибрежном шоссе, представлял собой комплекс, куда входили ресторан, выдержанный в типично калифорнийском духе, с папоротниками в кадках и множеством других растений в горшках, изобилие которых претило даже Гарри, и огромный бар, посетители которого, очумев от папоротникового роскошества, научились держать его здесь под строгим контролем, непрерывно поливая землю в кадках виски, в буквальном смысле слова отравляя растениям жизнь. В это время суток ресторан был уже закрыт.
Известный же всей округе бар оставался открытым для посетителей до двух часов ночи. Помещение бара было выкрашено в стиле арт-деко в черно-серебристо-зеленые тона, полностью отличаясь от смежного с ним ресторана и претендуя на определенный, хотя и довольно вымученный, шик. Но самое главное, помимо крепких напитков, здесь торговали и закуской.
Окруженные со всех сторон чахлыми, желтеющими растениями, около тридцати посетителей бара пили, разговаривали и вполуха слушали мелодии, исполняемые джазовым квартетом. Репертуар оркестра состоял из модернизированных, густо орнаментированных известных джазовых номеров эпохи биг-бэнда. Две пары, которым было невдомек, что такую музыку принято слушать, а не танцевать под нее, неуклюже топтались на площадке под звуки почти напевных, но часто меняющих свой ритм мелодий, в которые к тому же то и дело вплетались инструментальные импровизации, могущие сбить с толку любого Фреда Астера или Барышникова.
Когда Гарри и Конни вошли в зал, моложавый, лет тридцати, метрдотель быстрым взглядом несколько озадаченно окинул их с ног до головы. На нем был шикарно пошитый костюм, шелковая, ручной работы, бабочка и красивые ботинки, такие мягкие, что, казалось, были сделаны из кожи новорожденного теленка; ногти его были до блеска отполированы, на зубах сияли коронки, волосы тщательно завиты и напомажены. Он незаметно подал знак одному из барменов, намереваясь выставить их, как самых последних бродяг.
Если не считать запекшуюся в уголне рта кровь и синяк захвативший добрую часть лица и начинавший уже темнеть, вид у Конни был вполне сносный, хотя и несколько помятый, зато Гарри представлял собой весьма впечатляющее зрелище. Насквозь промокшая от дождя одежда, потеряв свою прежнюю форму, вся в складнах и морщинах, словно саван древней мумии, висела на нем мешком. Когда-то белоснежная и хрустящая
Еще вчера Гарри ни за какие деньги не согласился бы в таком затрапезном виде появиться на людях. Но сейчас ему было на это совершенно наплевать. Слишком остро стоял вопрос о жизни и смерти, чтобы беспокоиться о том, какое впечатление производят он сам и его одежда.
Не дожидаясь момента, когда их начнут выставлять из "Грин Хаус", оба, не сговариваясь, предъявили метрдотелю свои полицейские значки.
– Полиция, - грозно объявил Гарри.
Никакая отмычка, никакой пароль, никакая голубая кровь, ни даже истинное доказательство принадлежности к королевской фамилии не способны столь быстро и эффективно отворять двери, кан маленький полицейский значок. Отворять, правда, не всегда с большой охотой, но тем не менее все же отворять.
Помогло и то, что Конни была Конни:
– Не просто полиция - прибавила она, - а полиция, обосранная с ног до головы, полиция, у которой выдался неудачный денек и которой явно не по нутру, что какой-то там вонючий придурок боится, что она, полиция, своим видом может оскорбить изысканные чувства его клиентов.
Их тотчас с вежливыми поклонами провели к столину, стоявшему, по счастью, в глубине зала, в тени, подальше от других посетителей.
Мгновенно припорхнула официантка в коротенькой юбочке, сказала, что ее зовут Бамби, сморщила носик, натянуто-приветливо улыбнулась и приняла у них заказ. Гарри попросил принести ему кофе и средней величины гамбургер с чеддером. Конни пожелала, чтобы ее гамбургер был немного недожарен, с сыром и обильно приправлен свежим луком.
– Мне тоже кофе, и принесите нам по двойному коньяку "Реми Мартэн", - проговорила она, а затем, обратившись к Гарри, добавила: - Формально мы же не на службе. Но если ты себя чувствуешь так же хреново, как я, в чем я ни капельки не сомневаюсь, то одним кофе с гамбургером нам явно не обойтись.
Пока официантка выполняла заказ, Гарри пошел в туалет, чтобы хоть немного отмыть руки. Чувствовал он себя, как верно подметила Конни, более чем "хреново", а зеркало убедительно показало ему, что выглядел он и того хуже. Ему долго пришлось уговаривать самого себя, что поросшее щетиной, посеревшее лицо с впавшими, бегающими глазами, уставившееся на него из зеркала, - это его лицо.
Намылив руки, он начал энергично соскребать с них грязь, но та упорно не желала уходить из-под ногтей и со сгибов пальцев. И руки его после мытья так и остались похожими на руки автослесаря.
Он плеснул в лицо холодной водой, но вода не освежила его и не отвлекла от мрачных предчувствий. Прошедший день нанес его психике непоправимый урон. Потеря квартиры и всего нажитого, ужасная смерть Рикки, цепь странных сверхъестественных событий пошатнули его веру в разум и порядок. Затравленное выражение, которое он увидел на своем лице в зеркале, теперь надолго останется у него, если, конечно, предположить, что каким-то чудом ему удастся прожить дольше, чем оставшиеся несколько часов до рассвета.