Слезы Магдалины
Шрифт:
– Смотри, дело, конечно, не мое, но типчик он еще тот.
Мишка выговаривал слова медленно, старательно, словно опасаясь, что она не поймет.
– Мы с ним... знакомы. С детства. Вот. Он к тетке приезжал. Мы каждое лето дрались. Я и он. Я сильнее. А он псих.
Алена слушала молча, и Мишка постепенно смелел.
– Он тогда жмотом был. И стукачом. Следил за всеми. А потом пропал вместе с сестрицей своей придурочной, и мамка сказала, что его в больничку сунули, которая для психов. Что на учете стоит и вообще... Теперь он большой человек.
Ведьма, ведьма, ведьма... отозвался пульс в висках. Неужели Мишка прав? Ну да, зачем ему врать? Из-за детских обид?
У Влада дом икон полон, бессмысленное скопище ликов пресвятых. И свечей церковных связка в ящике стола. И за дело ее уцепился, как собака за кость. Чего ради?
А Мишка, смутившись, пошел на попятную.
– Я не говорю, что это – обязательно он. Просто осторожнее тут. Лады?
– Лады, – пообещала Аленка, зарываясь в одеяло. Ее трясло не то от холода, не то от страха.
Старая церковь была мертва. Плоть ее давно истлела, и лишь остов каменных стен вяло сопротивлялся времени. Машину пришлось бросить на подъезде, и теперь Машенька шла очередным знакомым-незнакомым двором. Липы мерзлые, горбики снега на забытых качелях, свежестиранные простыни костенеют на морозе. За редкими желтыми окнами мечутся силуэты.
В арке из-под ног разбегаются коты. Воняет.
А вот обрыв под покрывалом снега, пречист. Редкие проплешины смотрятся дырами, которые тот, кто сверху, видит и непременно залатает. Уже латает, швыряя горсти белого пуха.
Спускалась Машенька наугад – тропинку занесло. В который раз порадовалась, что удачно ботиночки купила. Без каблучка, с рифленой подошвой и тепленькие.
Как всегда, церковь вынырнула неожиданно, будто чья-то рука содрала полог темноты, явив белесые стены и осевший купол с косым крестом. И белое поле с кромочкой леса вдалеке.
Машенька остановилась, вытащила из сумочки платок и, накинув поверх шапочки, кое-как завязала.
– Эй, – тихо позвала она. – Я здесь!
Машенька не сомневалась, что он уже ждет. Он всегда приходил раньше и прятался в развалинах. Вот и сейчас тень колыхнулась и выплюнула черный силуэт.
– Он догадывается! И милиция... зачем милиция?
Он знаком велел замолчать, но Машенька была слишком возбуждена, чтобы слушаться.
– Проблемы? Так я могу решить! Пара слов, и этого урода по стенке размажут.
Он подал руку, помогая спуститься, и крепко сжал пальцы – совсем как Влад сегодня в ресторане.
– Пойдем.
Перечить ему не стоило.
В церковь повел. Пришлось перепрыгивать через выбоины, из которых черными очами пялилась вода, нырять под бревно – из него гнилыми клыками торчали гвозди. Проползать в щель между воротами.
Нет, определенно зря она связалась с ним.
А ведь поначалу-то
Дура. Никакой он не колдун! Да и Гошка ее безо всякого колдовства любит.
– Ты думаешь не о том, – сказал человек, когда-то казавшийся очень близким. И сиплый его голос, привычка шептать, когда можно говорить нормально, злили.
– Я выхожу из игры. Не бойся. Владу ничего говорить не стану.
Молчит. Смотрит.
– Мне надоело! Ты меня используешь! И с самого начала использовал!
Машка выдавила слезы, обычно действовало, но этот лишь головой покачал.
Ну и плевать! Она все равно уйдет! Сейчас! И ничего-то он не сделает! Потому что трус. Вот.
– Я тебя не держу, возлюбленная сестра моя. Иди с миром.
Она развернулась, кинулась к выходу из церкви и, выскочив за порог, споткнулась. Упала, ударившись лбом о бревно. Растянулась на земле и, сдерживая слезы обиды, поползла. Почему-то ей не пришло в голову встать на четвереньки или подняться на ноги. Страх – внезапный и несвойственный – гнал вперед.
Сверху захрустело, застонало, и бревно вдруг медленно закачалось. А в следующий миг рухнуло, накрывая.
– Помоги!
Тяжело. Больно. Помоги. Отпустил ведь! Пожалуйста!
Сапоги перед глазами. Белый снег на черной коже. Грязь. Он через поле пришел. И прежде приходил. Из-за поля, из-за леса, из далекой страны, где обитают безумцы.
Машенька закричала.
Ей казалось, что она кричит, но из горла вырывался хрип. И человек, перекрестив лежащую на земле девушку, отступил. К утру ее не станет.
Он еще некоторое время бродил, сматывая леску и выдирая колышки.
И снова в рухнувшем бревне – не пришлось бить самому – виделась высшая воля. Благословение.
Вопрос 6: Ни один мужчина и ни одна женщина на свете не могут верно судить о том, что такое эти отметины, ибо они очень близки к естественным наростам, а те, кто их обнаруживает, не могут показать под присягой, что их сосали злые духи, пока не подвергнут обвиняемых противозаконным пыткам, под которыми те признают что угодно, да и кто бы не признал? Хотелось бы знать, как же ему удается отличать противоестественные выросты на теле от естественных?
Ответ: Вкратце способов, при помощи которых он отличает противоестественные отметины от естественных, три, а именно:
1. Необычность расположения сосков, далеко от тех мест, где они бывают, если вызываются естественными причинами. К примеру, если колдун уверяет, что шишка, найденная мною у него на копчике, геморрой, неужели я должен ему верить, когда знаю, что ничего подобного не бывает; также и другая уверяет, что шишка у нее вылезла после родов, тогда как находится она в прямо противоположном месте.