Слёзы Рублёвки
Шрифт:
Он наклоняет голову. 'Пожалуй'.
— Вот смотрите, — веду я дальше. — Откуда берутся все эти многочисленные модели, спортсменки, студентки, комсомолки и красавицы, что вьются вокруг богатых людей и нередко удачно женят их на себе?
— Один такой пример я знаю, — роняет Серебряков.
— Да, но таких примеров — сотни, а в истории человеческой — ой как много! — отвечаю я. — А берутся все эти искательницы всё из тех же инстинктов. Им тоже надо продолжить свой род. А с кем это сделать надежнее всего? С самцом, который — а - выделился из стаи вверх, а не вниз и — бэ — приобрёл при этом достаточно сил и влияния,
И что, эти девушки, замечательные по-своему, слетаются, скажем, на вечеринки в Жуковке, чтобы продемонстрировать свою человеческую идентичность? Мозги, характер, образование, социальную адаптированность? Да нет же! Они включают из всего набора только одну, но необоримую свою ипостась. Ипостась соблазнительной самки, готовой понести от тебя, именно от тебя! — здоровое потомство.
И те, кому удается вот так сначала пристроиться к миллионеру, прибиться к нему, а в некоторых случаях и стать его официальной женой… те побеждают не как люди… не как человеки. А как самки.
А почему? Да потому, что эта их программа смыкается с программой самца. Как две шестерёнки.
Я, Виктор, говорю вам эти банальности не для того, чтобы в чем-то убедить или переубедить. Ваш брак-то уж во всякому случае — союз двух людей. Именно людей, хороших, замечательных, дополняющих друг друга людей!
— Союз нерушимый
Распался внезапно… — как бы про себя прогудел Серебряков.
— Ну, — отвечаю я твёрдо. — Даже если увижу документы о разводе, не собираюсь верить, что ваш брак не существует. Он прописан на небесах, это я точно знаю. Семейные трудности бывают у всех, но вы оба предназначены друг для друга. Кто бы между вами ни встал…
Но вы меня прервали как раз на том месте, где я перехожу к главному. А главное, Виктор, заключается в том, что мужчина должен хотя бы время от времени выгонять свои гормоны из мозга. И смотреть на женщину не как на предмет. Пусть своего вожделения — но предмет. А как на человека. Бесполо на бесполое. Вот как, к примеру, вы принимаете на работу новую… ну, скажем, укладчицу.
Ведь тут вы не смотрите на неё взглядом оценивающего мужчины, так ведь? Ну, разве что очень коротко — обмерили, оценили и спрятали эту оценку в запасную кладовку. Ибо эта оценка не релевантна для вашей нынешней цели. Цели подбора не самки, а профессионального работника.
Так… Полдела сделано. Я его подвёл к главному. Теперь нужно действовать тщательно, но жёстко. Или жёстко, но тщательно.
Реакция его будет негативной, но мне главное — сказать то, что нужно, чтобы это запало ему в мозг. А оттуда уж оно само спустится в подсознание. А там — и в сердце.
Оружие, конечно, обоюдоострое. Отстранённого, не мужского взгляда-анализа не всегда выдерживают и родные жёны…
Но тут у меня вариантов нет.
Сейчас нужен психологический скальпель…
— Так вот, Виктор, к чему я всё это говорю, — сосредоточенно, увесисто начинаю я. — Многие видные, богатые, сильные мужчины попадаются на крючок женщины в ипостаси самки потому, что не в состоянии отделить свое человеческое естество от своего мужского же. Они не могут очистить глаза от поволоки гормонального выплеска.
Я вам только что говорил про две шестерёнки. В этом —
* * *
Мы просидели с ним ещё час. Я его не сильно убедил.
— Ерунда это всё, доктор, — наконец, сказал он, вставая. — Есть простой закон бытия. Кто-то из немцев, забыл, написал в стихе:
Und immer lockt das Weib…
Очень многозначно, уверяю вас. 'А женщина манит всегда…' — так можно перевести по простоте. А задумаешься, то Weib — это не только женщина, но и баба, и просто самка. А locken — lockt как глагол в третьем лице — означает ещё и 'завлекать'. Вот и составляйте пасьянс, как угодно. Особенно, если принять во внимание, что Locken — от этого же глагола происходящее — вообще призывную повестку означает…
Бабы зовут, доктор. И у жён здесь один выход — смиряться…
* * *
После приёма Виктор сразу уехал к себе, на Чистые пруды. Нашёл там местечко на скамейке и долго сидел, не обращая внимания на разноцветную и голосистую толпу, что мельтешила вокруг. Смотрел на воду, зелёную, стоячую. Отключил оба мобильника.
Отчего-то вспоминал, как они мальчишками у себя в посёлке подкладывали под колеса тепловозов и дрезин гвозди, что воровали со стройки в черепановском дворе. Как однажды маленький маневровый паровозик остановился, и помощник машиниста погнался за ними. Или обозначил погоню — Виктор уж взрослым понял, что не за колеса железные он боялся. И не мальчишек наказать хотел. Он их на будущее пугал, чтобы от опасности подальше держались. Чтобы под другой поезд не попали…
Интересно, где сейчас Черепанов? Где Стасик Ковалевский, где Коржаневич… как его звали, забыл. Где этот Арбузов, над которым смеялся весь класс, когда он моргал, — потому что кто-то пустил идею, что Арбуз моргает, когда врёт… а моргал тот почти всегда. Такой уж, видно, был организм у парня. Что-то нервное, видать.
Теперь он всех своих школьных приятелей растерял. Зато вот смог обосноваться в центре самой Москвы! Мать счастлива была бы. Жаль, не дожила…
Бешеных денег стоило! Тогда — бешеных! Хотя это не было чистой покупкой, а пришлось сотворить длинную, густо оплачиваемую цепочку обменов.
А потом он привёл сюда Анастасию…
Настю.
А теперь вот как-то без неё.
Наталья не наполнила эту квартиру. Нет. Настя её тогда наполняла. А эта — нет. Так и осталась любовницей.
Нет, всё же правильно он поступил, что обратился к этому Антону Геннадьевичу. По крайней мере, кажется, что мужик он вдумчивый и понимающий. А он, Виктор, честно говоря, уже и сам не рад, что затеял всю эту фигню с Наташкой. Не нарочно, конечно, затеял, так получилось… Но что она дала ему? Ничего, кроме ночных удовлетворений… И честно говоря, для мужчины они физиологически все одинаковы, эти удовлетворения…