Слипер и Дример
Шрифт:
Артемий Феоктистович шмякнул дверью конторки и вышел на вечернюю улицу. Вывеска
«Бухгалтерия» покачивалась над его головой от лёгкого ветерка и напоминала своим скрипом
детские качели. Это было мило. Артемий Феоктистович улыбнулся и полез в карман нехитрого
пиджмака за ключами от машины. Да, дорогой читатель, на этой Грызликом забытой планете, в
десятках тысяч ли у тебя над головой, тоже были придуманы и пущены в массовое производство
перевозящие с места на место задницу и вещи самоходные повозки, именуемые в твоём обществе
громоздким
86
— Слушай, а всё-таки, что это за планета?
— А, Сонечка, ты уже пришла! Как там дуб?
— Он прекрасен! — Соня села и обвила себя хвостом, прикрыв глаза.
— Ты ему сказала об этом?
— Конечно!
— Молодец! Теперь, ежели случится дурное настроение или самочувствие, ты всегда
сможешь пойти к своему новому другу, встать под него, прижавшись спиной, лбом или
затылком, и просто подышать. И дуб поможет тебе прийти в себя. Он уберёт причину твоей
болезни и выгонит дурные мысли. Деревья это умеют, уверяю тебя!
— Ух ты!
— Точно! Теперь у тебя есть могущественный друг! Только не обижай и другие насаждения.
Они ведь, как-никак, родственники твоему дубу. Ну, тёти там и дяди. Как положено.
— Ой, конечно, что ты!
— Потом ты подружишься и с другими деревьями, и они тоже поделятся с тобой своей
магией. Она у них очень могущественная. И у всех — разная.
— Ух ты! — заухала она натуральной совой. — А их ведь столько на планете!
— Увы, Сонечка, всё меньше и меньше. И многие совсем перестали их понимать и уважать.
Некоторые их даже убивают!
— Это же глупо!
— Да, скоро многие поймут, что причина кашля, который их постоянно преследует, кроется
именно в непонимании и неуважении по отношению к деревьям, которые в свою очередь
производят воздух и магию здоровья.
— Вся планета поймёт?
— По чуть-чуть, но вся. Кстати,
Феоктистовичем Шматко тебе любой планетарий за десять рупасов выдаст! И сдачу шакалами
положит!
Артемий Феоктистович сел в свою машину, завёл мотор, и тут в нутрях бухгалтерских что-то
тихо ёкнуло. Незаметно так. Ёк. Тишина. Ёк. Тишина. Неспокойно ему стало ни в раз. Повертев
головой, он не заметил ничего пугающего.
— Тьфу ты ну ты! — успокоил себя таким вот странным образом Феоктистыч, но маленькая
тайная ёковость не унималась.
Ёк. Тишина. Артемий схватился за грудь. Но сердечко мирно себе постукивало, как и было ему
положено, в третье сверху левое ребро, всем своим видом выражая полную несознанку
87
относительно внезапного беспокойства своего хозяина. Бухгалтер повернул ключ, нажал на педаль
катализатора, и машина тронулась.
— Всё, домой! И завтра же оформлю отпуск! Совсем мой бедный организм расстроился. Печки
с поченью перепутались, и заворотило кишь с мишью! Поеду куда-нибудь на Олтые Жигузи,
полежу в макусях, отогрею спину, развеюсь на ветрюсях.
Он уверенно вжал педаль в пол и, отъезжая от конторы, только самым краем глаза увидел
странного сухопарого дядьку в мутных круглых очках. Тот переминался в нелепом оранжевом
жилете и в фуражке. И неожиданно, улыбнувшись, помахал вслед машине рукой, словно увидал
давнего знакомого.
— Тьфу ты ну ты! — сплюнул Артемий Феоктистович опять, глядя в зеркало заднего вида. —
Чур меня, чур!
Но нелепый дядька не растворился, а только пуще прежнего заулыбался, вскинул руку в локте,
отточенным жестом переведя наручные часы, и склонился в поклоне.
— В Жигузи! Срочно в Олтые Жигузи! Завтра же! — Бухгалтер судорожно вцепился в руль и,
распугав копошащихся в земле коркулей, буквально сорвал машину с места.
Ехать было не так уж далеко. Городок, как мы уже говорили, был ой ну совсем небольшой. А
домой не хотелось. Артемий Феоктистович свернул с накатанной дороги и зашуршал шинами в
сторону Укатного Пути, что вёл из культурного центра в сторону частных садовых участков, и
далее через Пустомельную Чушь в такой же поселенский островок верхнего южного запада с
таким же истлевшим на сухом ветру названием. В этом направлении дорога подходила к довольно
высоким холмам, около которых было где остановиться. Вечерком там можно было подняться
пешком на вершину и от души посидеть наверху, полюбоваться видом, поулюлюкать
копошащимся в небе коркулям и подумать с наслаждением какую-нибудь серьёзную и глубокую
мысль о мироздании и о своём не самом последнем месте в нём. Ощутить свою небесполезность.