Слипер и Дример
Шрифт:
точнёхонько попал в самую его сердцевину и на мгновение как бы влился в него.
— Кимкидук амударья госпромгаз акбар алга! — хором рявкнули «близнецы» и состроили
пальцами на стене жутковатую физиономию, как в детском «театре теней».
— Ич-ха! — чихнуло эхом по стенам автопарковки, и с низким гулом мыслепровод исчез,
скользя сквозь бетон.
А заодно он уносил с собой забандероленную матрицу Башкирского Кота, превратившегося на
время в сильно уменьшенного мультипликационного
нецензурными выражениями на башкирском языке, которые неслись вместе с ним рядом, ни на
йоту не отставая. Тени «близнецов» акробатически изогнулись на стене, избежав кошачьей участи.
Они остановились, обернулись друг на друга, весело хлопнули «по рукам» и, мигнув, исчезли. И
только охранник в сторожке со шлагбаумом на первом этаже перестал храпеть, встрепенулся и
прислушался к тишине, царящей в здании.
— Ыть шо енто? — забегал он слезящимися глазами. — Стрелял, шо ли, хто? Али хгром?
Тишина была ему ответом.
— Тьфу, — сторож помутузил подушку и приложил на неё голову к косяку будки. — Гроза,
видать, будет.
И он опять засопел. И точно, как-то сразу невзначай стемнело, и в проёме въезда на парковку
стало видно, что начался дождь. Так и не понятно было, то ли прохождение мыслепровода
спровоцировало непогоду, то ли непогода притянула сюда мыслепровод. Что первично — курица
или яйцо, — науке до сих пор невдомёк. Да только ни кота, ни «близнецов» там уже не было.
14
1
— Я не верю в приметы!
— Зато приметы верят в тебя!
— А это кто? — Красная Тюбетейка не унималась.
Вагон раскачивало и кидало. Скрип на поворотах множился и гремел по стенам тоннеля. Дочь
степей и наш самозваный профессор сидели на полу и беседовали о чудесах лесопаркового
хозяйства. А точнее, Загрибука, враз припомнивший все пожитухи в Лесу, теперь рассказывал
Красной Тюбетейке о своих соседях по садоводческому участку.
— Ну, белка такая. Только у Парашютяги перепонки от передних лап до задних по предплечье,
а у этой — из подмышек до задних пяток.
— А нафига? — Казашка не сдавалась, и Загрибуке начинало казаться, что над ним просто
издеваются. Как часто кажется взрослым, когда ребёнок в очередной раз заводит нескончаемую
песню своих «почему». Взрослых это выводит из себя, до истерики. И знаете, почему, кстати? Хе-
хе! Да потому что они и сами нифига не знают. В череде своих умных высказываний родители с
ужасом ждут, когда цепочка «почему» приведёт к ответу, к которому
вовсе забыть дорогу всю свою жизнь.
А почему? Да потому, что ответ сей тут же уличит их в собственном полном невежестве.
Озвучивается он примерно так на взрослом толерантном языке: «Вырастешь — поймёшь,
малыш!» Или: «Так природа создала!» Более солидные и учёные люди в этом же случае говорят
или «Такова жизнь!», или просто «Это инстинкт!». Все эти четыре ответа расшифровывать
следует так: «Да ни хрена мы не знаем! Так, типа, гадаем на кофейной гуще».
И вот к такому же щекотливому для собственной важности положению сейчас приближался
наш Загрибука. Он, всегда считавший себя высочайшим интеллектуалом среди Лесной братии,
теперь задницей чуял, как недалёк тот миг, когда ему, великому уму всея народов, придётся
сказать страшное и непозволительное для гордых умников:
— Я не знаю!
О, нет! Только не это! Лучше расстрел! Яду! В костёр! На крест!
Но чуткая Красная Тюбетейка словно поняла затруднительность собеседника и внезапно
остыла к допросу с пристрастием. Она села на одну из деревянных скамеечек, стоявших вдоль
трамвая по бокам, оправила школьную форму, вынула из большого синего кармана вязанье и
погрузилась в художественное крючкоплетение.
Загрибука благодарно откинулся спиной на противоположную скамейку.
— А что, — нарушил он молчание после продолжительного плутания по тоннелю, — далеко ли
станция?
— А как скажешь, — ответила Красная Тюбетейка, орудуя спицами.
— То есть? — подскочил Загрибука.
— Да как определишься, куды тебе надо, так и свернём.
— Это что ж, мы тут до скончания всемирного тяготения будем кататься?
14
2
— Загрибука-сан, это тебе нужно мозгами скрипеть, куда и когда. А я-то дома. Живу я тут. У
каждого Пути свои, да к тому же ни в жисть не предсказуемые. У меня вот такой, тоннельный. Им
и езжу. Ни во что не вмешиваюсь, коли не спросят. Философия «у-вэй». Слыхал, небось? Качу на
трамвае по великому тоннелю Дао. Куда рельсы — туда и я. Ты проголосовал — я остановилась.
Ты попросил подвезти — вот и едешь. В общем и целом, профессиональная этика
обслуживающего персонала Путей с Общениями. Клиент всегда рулит. Мы только на «газ» и
«тормоз» жмём.
— Ёктить, — только и смог произнести Загрибука и оторопело уставился в окно, за которым
тянулись по стенам тоннеля нескончаемые кабели. — Мне надо подумать, — наконец решил он.
— Дык и я о чём! Только мой тебе совет: не скрипи извилинами долго, а то импульс самого