Слишком много колдунов
Шрифт:
— Где вы ходите? — напустился на Питера какой-то солидный дядечка в сбитом набок пышном парике с огромным бантом; его щеки были ярко размалёваны. В руках он держал накладную женскую грудь из папье-маше, которую и пытался напялить через голову. — Господин Бризено всех лично предупреждал, что начало перенесли на девять! Наша секция уже начинается.
— Профессор Виннэ? — ошеломлённо пролепетал Питер.
— Я доктор Пеллье, — сердито ответил дядечка. — Профессор Виннэ ещё гримируется. Помогите застегнуть, Питер. Постоянно слетает, будь она неладна. И акробаты
Питер щёлкнул застёжкой на спине у учёного. Доктор Пеллье повернулся, достал откуда-то гигантский красный сарафан в ярко-зелёный горошек и одним движением надел его на себя. Оправил складки, расставил руки, молодецки притопнул.
— Ну как я вам?
— Потрясающе, — загробным голосом сказал Питер.
— Нет слов, — подтвердил Аслан.
— Что вы приготовили, если не секрет? — бесцеремонно оглядывая Жака, Аслана и особенно Нони, спросил Пеллье. — Наш эффектус сразу после вашего, вам нужно время, чтобы прибрать сцену за собой?
— Прибрать сцену? — переспросил Питер.
— Ну что у вас будет? Хлопушки, торт, искусственная кровь?
— Нет, ничего этого не будет.
— Понятно, — с подозрением сказал Пеллье. — У вас что, просто научный текст? Без актёрских реприз? Без визуальных трюков?
Питер кивнул.
— Ну что ж, — сказал учёный. — Мы с профессором Виннэ в своё время тоже начинали с этого. Это пройдёт.
Питер произнёс ещё более убитым голосом:
— Я прочитаю доклад о практических аспектах энергетики древних. И в конце выйдет Нони, мы ответим на вопросы. Она…
— А! — оживился доктор Пеллье. Теперь он смотрел исключительно на Нони. — Игра с залом на раздевание. Давненько не было, давненько.
И захихикал, затрясся всем телом вместе с париком, бантом и фальшивой грудью. Жак длинно втянул носом воздух и шагнул вперёд, Питер, не меняясь в лице и продолжая сдержанно улыбаться, преградил ему дорогу, а Аслан схватил финансиста за руки. Нони ничего не поняла, но ей не понравилось, как доктор Пеллье на неё смотрит. К счастью, объявили начало секции, маститый учёный всполошился и, квохча встревоженной наседкой, умчался по своим делам.
— В яркой и доступной форме, говоришь, — сказал Аслан, тщательно выговаривая каждое слово. — Храм науки, говоришь.
— Пусти, — сказал ему Жак. Аслан отпустил.
Питер стоял и разглядывал пол, затем поднял голову.
— Нони. Жак. Аслан. Простите меня, кретина. Я не знал.
Его друзья молчали. Нони не совсем понимала, что происходит, но тоже ничего не говорила, уловив общую атмосферу.
— Езжайте домой, я прочту доклад один. Ещё раз извините.
Жак молча кивнул: извинения приняты. Питер кратко объяснил ситуацию Нони, снова извинился как мог, уже на английском. После этого все трое ушли в служебную дверь; провожать он их не пошёл, сел и раскрыл папку с текстом, сделав вид, что читает.
Кто-то тронул его за плечо.
— Доктор Кэтфорд, ваш эффектус через доклад. Сразу после детского хора физиков-теоретиков.
4
— …И в заключение, — сказал Питер слегка севшим голосом, — я хотел
Питер замолчал, закрыл папку, испытывая малодушное облегчение: отмучился. Всё время, пока он читал доклад, в зале торжеств Академии царила недоумённая тишина. Он писал мелом формулы, чертил графики, вешал иллюстрации и диаграммы, но никто, кажется, даже не вздохнул. Все смотрели то на сцену, где Питер предательски запинающимся голосом рассказывал об энергетике древних и рисовал на доске схемы четырёхтактного двигателя внутреннего сгорания, то в центр зала, где в красных почётных креслах в два ряда сидели чиновники из министерства финансов.
— Это всё? — спросил какой-то чиновник наконец. Питер оглянулся зачем-то на доску, затем пожал плечами, вымучил сдавленную гримасу и сказал:
— Да, пожалуй, всё.
Всё это сильно напоминало школьный экзамен, — точнее, полный провал на школьном экзамене. Зал зашумел, заговорил, Питер старался глядеть на всех в целом и не встречаться взглядом ни с кем конкретно; в секторе, сразу перед министерскими рядами, где сидели главные авторитеты, члены Совета Академии, несколько человек громко рассмеялись и сразу замолкли. Тишина установилась и во всем зале. Один из академиков, широко улыбаясь, встал. Это был господин Бризено собственной персоной, и улыбка его была такой дружеской, что Питер понял твёрдо и бесповоротно: всё кончено.
— Правильно ли я вас понял, доктор Кэтфорд, — начал он, — что суть вашего доклада сводится к тому, что наши великие предки… — он сделал паузу.
— …что наши великие предки, точнее их цивилизация, великая цивилизация, своей энергетической основой имела, — Бризено картинно заглянул в бумажку, — нефть? — тоном профессионального актера закончил заместитель директора и сделал такое вопросительно-юмористическое выражение лица, что всем тоже стало всё понятно: зал торжеств дружно грохнул.
Питер уставился в текст доклада; буквы плясали перед глазами. Чиновники и академики тянулись через спинки кресел и хлопали по плечам и спине господина Бризено, отмочившего такую великолепную шутку. Питер стоял за кафедрой, опустив голову. Я должен это выдержать. Я должен это выдержать. Они не понимают. Никто не понимает.
— Какого чёрта вы ржёте? — знакомый яростный голос врезался в общее весёлое бурление. Питер поднял голову.
— Жак?!
Все замолчали, с недоумением разглядывая невесть откуда появившегося куратора королевских поставок и снабжения.
— Что смешного в его докладе? — продолжил Жак. — Вы хоть поняли, о чём он говорит?
— Мы-то поняли, — неподражаемым тоном прирождённого комика ответил Бризено, и зал снова грохнул. Жак опасно прищурился, дождался, пока смех утихнет, и произнёс: