Слишком много
Шрифт:
— Да, ты, — ухмыляется Логан, похлопывая его по спине. — И тебе действительно не нужно диверсифицировать свои доходы. Если ты когда-нибудь лишишься своего талисмана, у тебя будет дом стоимостью около двадцати миллионов. Думаю, ты будешь в полном порядке, брат. — Он встает, оставляя за собой груду обрывков этикеток. — Пойдемте, парни. Уже почти полдень.
Мы выходим на поле, и тема разговора сразу же переходит к нашим младшим братьям — Коди, Кольту и Конору. Они стали уговаривать Нико разрешить им переехать к нему, поскольку им исполняется восемнадцать и в сентябре они начинают учиться в колледже.
—
— Может, потому что они ведут себя так, будто им десять, — говорит Нико, хватаясь за руль. — Я сказал им, что подумаю над этим, и я подумаю, но им нужно серьезно повзрослеть, если они хотят, чтобы я согласился.
— Как насчет пари? — спросил Логан, опираясь на свою сумку для гольфа. — Если я выиграю сегодня, ты позволишь им переехать к тебе на месячный испытательный срок, пока они не будут учиться.
— И что мне за это будет?
— Сомневаюсь, что тебе что-то нужно, но как насчет часов?
— Нет. Если я выиграю, ты заберешь тройняшек к себе на месяц.
Логан смеется, качая головой в знак решительного отказа.
— Да… забудь, что я говорил.
Они препираются еще какое-то время, и через три лунки я, как всегда, уже крупно проигрываю. Я никогда не считал себя любителем гольфа и не понимал, как это может быть интересно, но мне нравится проводить несколько часов с братьями вдали от их друзей, моих друзей и нашей обычной обстановки. Мы начали играть в гольф, когда Нико закончил колледж. Он самый молодой из нас четверых — ему двадцать шесть. Самый молодой и самый богатый.
А еще он тот, с кем я лучше всего лажу. Я на год старше, а Логану и Шону двадцать восемь и двадцать девять соответственно. И, разумеется, наша мама — воплощение Чудо-женщины… Четыре мальчика из года в год. Такие мальчишки, как и мы, — адская компания, дерущаяся, спорящая, а потом обвиняющая во всем тройняшек, когда они начали ходить.
Мама до сих пор считает, что это они вылили ведро красной краски в бассейн, а на самом деле это был я… и это была не краска, а искусственная кровь. Я хотела разыграть Логана, притворившись трупом. Я проплавал на поверхности бассейна целый час с закрытыми глазами, но когда он наконец нашел меня, то не стал прыгать в воду, чтобы спасти мою задницу. Он бросил в меня шезлонг. Ублюдок.
Звук приближающейся тележки наполняет теплый полуденный воздух, и это мгновенная пауза в нашей игре. Тележка останавливается, заставляя Логана и Шона обменяться любопытными взглядами. Мы с Нико уже ждали Талию здесь сегодня. Грязный рот Джареда пел ей дифирамбы, когда она вошла в Tortugo прошлой ночью.
Я знал ее имя, происхождение и краткую историю жизни еще до того, как подошел к ней в баре, но мне было любопытно, как много она о себе поведает. К сожалению, не очень много.
— Добрый день, — щебетала она, с трудом выговаривая «р». — Я Талия. Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — Она перекидывает свои темные локоны через плечо, оглядывая моих братьев, а затем поворачивается ко мне с натянутой улыбкой, которая достигает ее счастливых глаз. Они темнее моих, как жареный лесной орех.
— Ты здесь новенькая, детка, — говорит Шон, медленно подходя
Мой взгляд опускается с ее лица на пышное тело, обтянутое бежевой рубашкой-поло, и ниже — на манящие круглые бедра, упругие ягодицы и длинные гладкие ноги. На краю моего сознания мелькнул топ, который она надела вчера вечером, выставляя напоказ свою оливковую кожу. Я не мог перестать смотреть на нее всю ночь.
Похоже, сегодня не лучше.
Услада для глаз — так Джаред называет девушек из тележки. Он нанимает только молодых, симпатичных крошек, чтобы члены клуба были довольны. С Талией он точно попал в точку. Она экзотична. Ее нестандартная красота сияет, как чертов Александрийский маяк.
— Я позабочусь о том, чтобы вы не остались без напитков, — говорит она, огибая тележку и открывая холодильник в задней части. — Что вам принести?
— Воду, два Bud Lights и Corona.
Она поворачивается, давая мне прекрасную возможность полюбоваться ее задницей. Круглая, упругая… Держу пари, она бы завизжала, если бы я ее укусил. Не то чтобы я не замечал идеальное перевернутое сердечко после того, как увидел, как оно покачивается, когда она показала мне, как выглядит бег на каблуках. Я — парень, и изгиб ее бедер притягивает мой взгляд. Все мое гребаное тело притягивается к ней.
— Ты ужасно свежая для человека, который вчера выпил четыре кайпириньи, — говорю я, как можно непринужденнее.
— Ты когда-нибудь пробовал Ouzo (прим. перев. греческий виски)? — спрашивает она, выдыхая негромкий, мягкий смех, и в ее голосе звучит нотка восторга, когда она продолжает: — Греки обычно пьют его чистым, и мы пьем много. Четыре кайпириньи не сделают меня пьяной, не говоря уже о плохом самочувствии.
— Как тебе Ньюпорт? — спрашивает Нико, беря Corona, которую она протягивает ему, ее рука стреловидно выпрямлена, как будто она не хочет, чтобы он вторгался в ее личное пространство. — Держу пари, тебе нравится здесь работать. Европейские девчонки всегда зарабатывают на чаевых.
— Я люблю Ньюпорт, и чаевые здесь отличные, — признается она, ее тон сдержанный, намекающий на то, что она чувствует себя неловко рядом с Нико.
Большинство людей чувствуют себя так.
Шон тоже улавливает ее нерешительность.
— Полагаю, Кэссиди рассказала тебе несколько ужастиков о нас.
Талия качает головой, на щеках появляется слабый розовый румянец.
— Нет. Она ничего особенного не сказала. Только то, что вы четверо будете сегодня самыми послушными.
Чушь собачья. Но я должен отдать ей должное: она врет как профессионал — поддерживает зрительный контакт, сохраняет ровный тон голоса и язык тела. Если бы я не знал лучше, я бы ей поверил.
Истории Кэссиди — это жуть. В основном они выдуманные, но это неважно. Она ненавидит нас до глубины души. Она прыгнула в мою постель через час после нашего знакомства в одном из многочисленных баров города, а через неделю попытала счастья с Логаном.