Слишком сильный
Шрифт:
— Точно, старик! — засмеялся Ланин. — Ну, о чем ты еще задумался?
— Думаю, как увязать мягкую игрушку с действиями «Юных борцов за мир»? — сказал я.
— Значит, выход на международную арену интересует?
— А тебя — нет?
Мы рассмеялись. Я знал, что такой «деловой» разговор нравится Ланину больше всего.
После уроков я пошел в этот кружок. Четыре девочки, которые там оказались, бешено оживились, застреляли глазками.
— Вы наш новый руководитель? — радостно воскликнула одна.
— В некотором смысле —
Тут открылась дверь, и вошла Янина Карловна. У нас в младших классах она преподавала рисование и сейчас, видимо, тоже в младших классах преподавала рисование. У нее были выпуклые очки, она довольно сильно хромала — не сейчас, а всегда, когда я еще поступал в школу. Одно время она даже вела наш класс, потом нас отняли у нее, — видимо, потому, что не туда вела. Сейчас она испуганно поглядела на меня, видимо услышав последние слова.
— Простите, а кто вас назначил руководителем? — проговорила она воинственно, хотя у нее это выглядело очень смешно.
— Министерство культуры, — небрежно проговорил я.
— Ну, раз так! — У нее из-под одной стекляшки потекла слеза, отвернувшись, она стала собирать со стола какие-то щеточки, пилочки.
«Что такое? — испугался я. — И тут нехорошо вышло, какой-то я разрушитель: Пеке жизнь поломал, теперь здесь».
— Да я пошутил, Янина Карловна! — проговорил я. — Неужели вы меня не узнаете?
— Горохов! — приглядевшись, радостно воскликнула она. — Вернулся!
Она вдруг всхлипнула и обняла меня, как будто я вернулся с того света. А ведь действительно, в самом деле — мог бы и не вернуться. Она права. Если вдуматься, она первая, кто меня по-человечески встретил в этой школе! А то, действительно, остальным как бы наплевать: есть человек, нет человека — все равно. Как-то исчезли в этой школе чувства — сразу я этого не понял, — только удивлялся: что-то не так… Ведь Латникова тоже видела меня раньше, а при встрече повела себя официально, словно незнакомая. Так, видать, нынче принято. Тем более приятно встретить Янину Карловну.
— Ну, а вы как поживаете, Янина Карловна? — спросил я.
— Да все так же — как каторжник, таскаю свою колодку по этажам! — Она кивнула на свой тяжелый ортопедический ботинок.
Нет, честно, хорошо, что есть еще такие учителя, с которыми можно нормально поболтать.
— Вы совершенно не изменились! — искренне сказал я.
— Поздно уже мне меняться! — вздохнула она. Вздох был тяжелый, чувствовалось, что ее еще пытаются изменить.
— И не меняйтесь! — воскликнул я. — Если все изменятся — то что будет?!
— Ну спасибо, утешил! — улыбнулась Янина Карловна. — Ты что, хочешь заниматься в нашем кружке?
— Хочу! — ответил я. Не мог же я сказать, что прибыл сюда по спецзаданию: «поднимать уровень внеклассной работы».
— Хорошо, что ты к нам пришел, — сказала Янина Карловна. — Без мальчишек скучно, я сама очень люблю мальчишек. За все время у нас был один — Петя
— Пека?! — изумленно воскликнул я.
— Да, — Янина Карловна кивнула. — Работал неплохо, с душой, но дружки задразнили его «девчонкой», и он ушел.
Да-а… вот этого я не ожидал. Оказывается, у Пеки в душе тоже что-то такое есть, о чем я не знал.
— А что он здесь делал? — спросил я, оглядывая полки. В основном, тут была стандартная продукция: телевички, зайчики, хрюшки.
— У него было задумано нечто гигантское! — усмехнулась Янина Карловна. — Он хотел сделать куклу Дусю, высотой два с половиной метра, чтобы ходить с ней по улицам, смешить людей. Хороший был паренек! — вздохнула Янина Карловна.
— А почему был? — спросил я.
— Сейчас он уже стал немного другим. Мне кажется, он даже стесняется своего прошлого!
«А ведь я тоже стесняюсь своего прошлого: от Зотыча отрекся, от Генахи — тоже! — подумал вдруг я. — Ну прямо какой-то ковбой: лихо дал Зотычу двадцать копеек и захлопнул дверь!»
— А что-нибудь осталось от этой Дуси? — вскользь поинтересовался я.
— Что-то осталось… Девочки, работайте, не отвлекайтесь на разговоры! — сказала она девчонкам. Потом открыла высокий шкаф, оттуда выпал связанный из бамбука крест.
— Крест! — удивился я.
— По-нашему это называется — крестовина, — сказала Янина Карловна. — На нее надевается платье.
— И платье Пека шил? — изумился я.
— Шил! — улыбнулась Янина Карловна. — Но шил у себя дома, тайно, чтоб из дружков никто не узнал. Вообще, что это за мужчина, который так боится своих дружков?
— Абсолютно с вами согласен. Ой, голова! — Я увидел голову.
— Да… вон куда запрятал! Уничтожил, так сказать, все улики. А жаль, человек был, безусловно, одаренный. Голову, во всяком случае, слепил занятную.
Лицо у Дуси было длинное, вместо волос — мочалка, глазки голубые, нахальненькие и веселенькие. Огромная челюсть хлопала на пружинке.
— Да-а, ну и личность! — засмеялся я.
— Хотел ходить рано утром по остановкам, где люди ждут автобуса, и всех смешить! — вздохнула Янина Карловна. — Но не пришлось.
— Да что мы так о нем говорим, словно его вообще больше нет! — воскликнул я.
Янина Карловна вздохнула.
— Ладно… посмешим народ! — Я надел голову Дуси на руку. — А как вообще все это собиралось?
— Должны где-то быть три бамбуковые трости — для головы и для рук, — сказала она. — Надо поискать.
После кружка я пошел ее провожать.
Мы вспоминали наш прежний класс, тех ребят, которых Латникова теперь убрала из школы, а также, какими раньше были те ребята, которые остались.
— А помнишь!.. — восторженно восклицала она.
— А помните! — вспоминал я.
Был дружный класс, была веселая жизнь! Теперь все разбились на «команды».
Янина Карловна шла медленно — приходилось как-то приспосабливаться к ее шагам.