Слишком сильный
Шрифт:
Может, Латникова была и права, когда на собрании сказала нашим родителям, что Колесов — хороший специалист, но педагог — никакой.
А может, все было наоборот, — во всяком случае, Данилыч был единственным преподавателем, которому многие у нас подражали — и в манерах, и в характерных словечках.
И в этот раз, конечно, неугомонный Клод все испортил. Как только Ланин с радостным лицом заговорил о компьютеризации нашей школы, Клод снова не удержался, поднялся в президиуме и спросил:
— Все же не понимаю,
— Компьютер будет в ближайшее время! — с достоинством ответила Латникова.
— Какой же именно компьютер, какой фирмы будет установлен у вас? — не унимался Клод.
Латникова строго посмотрела на сидящего в первом ряду Данилыча. Тот встал, развел руками:
— Сие до сих пор мне неизвестно. Я просил компьютер фирмы «Эппл», но пока не дают никакого.
— А не есть ли все это — «втирание очков», как вы говорите? — куражился Клод.
Большинство из зала — и из президиума — смотрели на него со злобой: «Так хорошо, спокойно жили — чего этот пристал?!»
Все пошло наперекосяк. Клод продолжал задавать докладывающему Ланину язвительные вопросы. Ланин вздрагивал. Данилыч в первом ряду радостно хохотал.
— Послушайте, — вдруг, не выдержав, гневно обратилась Латникова к Клоду. — Если вам все так не нравится у нас — зачем вы находитесь здесь? Вы можете покинуть нас в любой момент — такие друзья нам не нужны! — Она гордо выпрямилась.
— О, да. Я уйду. Конечно! — радостно улыбаясь, воскликнул Клод.
«Все. Конец пришел дружбе!» — подумал я.
Данилыч взлетел в президиум. Они о чем-то заговорили с Клодом. Через пять минут Клод стремительно шел по проходу к выходу из зала. Никто вокруг не кричал, не хохотал — все на самом деле расстроились.
Вдруг дверь распахнулась.
Перед Клодом возникла Дуся во всей своей красе. Клод остолбенел.
— Месье! — воскликнула она. — Не согласитесь ли потанцевать со мной прощальный вальс?
— С удовольствием, мадемуазель! — с трудом взяв себя в руки, галантно ответил Клод.
Дуся обхватила его своими «граблями», завопила вальс «Дунайские волны», и они кругами понеслись с Клодом по проходу — в обратную сторону. Все обрадовались — вопили, хлопали.
Латникова высокомерно улыбалась, словно все это было ею заранее предусмотрено.
— Скажите ваше имя? — не сводя глаз с Дуси, потребовал Клод.
— Дуся, — пробасила она.
— Дуся! — произнес Клод. — Мы должны быть вместе всегда!
— Я согласна! — ответила Дуся.
Они взялись за руки, поднялись в президиум, подошли к Латниковой и гулко, с размаху бросились на колени и склонили головы: так делали влюбленные в фильмах из старинной жизни, когда просили благословить их на женитьбу. Зал хохотал. Латникова натянуто улыбалась. По старинному закону полагалось благословлять иконой, но вряд ли Латникова на это бы пошла. Пауза затянулась. Смеялись уже и в президиуме. Латникова наконец нашла выход — пожала руку Клоду и Дусе. Все зааплодировали. Клод галантно подставил Дусе стул, и они уселись в президиуме.
— Продолжайте, пожалуйста! — томным голосом произнесла Дуся, повернувшись к Ланину. Все захохотали.
Ланин смущенно теребил листки. Потом, прокашлявшись, стал докладывать дальше — о спортивных успехах нашей школы.
— В этом году куплена волейбольная сетка и два мяча! — торжественно произнес Ланин.
Дуся вдруг бешено захлопала, и все подхватили.
Тяжело было делать серьезный доклад в таких условиях — Ланин сломался и каждую фразу, даже самую торжественную, заканчивал веселой улыбкой, и все тоже улыбались.
В середине какой-нибудь длинной фразы, конец которой, однако, легко было предугадать, Клод и Дуся вдруг поворачивали друг к другу головы, и все снова начинали хохотать и хлопать. Наверное, Ланин уже догадался, что одобрение зала относится вовсе не к его докладу, хотя он и готовил его целую неделю.
Потом, когда в докладе наступила растерянная пауза — Ланин никак не мог разыскать какой-то листочек, совершенно запарился, — Дуся вдруг поднялась и, взъерошив Клоду волосы, кокетливо проговорила: «Я должна уйти — мне надо переодеться!». Клод покорно склонил голову. Дуся с грациозным грохотом спрыгнула со сцены и пошла по проходу. Завуч Дедун пытался забежать перед ней и что-то узнать, но Дуся вдруг бросилась бежать. Дедун отстал. Вечером этого дня я встретил Ланина во дворе.
— Чего ты такой расстроенный-то? — спросил я.
— А будто ты не знаешь? — грубо ответил Ланин. — Гробанулась моя поездка в Париж.
— А… кто это решает? — чувствуя себя виноватым, пробормотал я.
— Клод, конечно же, кто же еще! — ответил Ланин. — Он приглашает!
— Ясно! — Я почесал в затылке.
Ланин повернулся и ушел.
Я остался во дворе. Я давно уже видел, что на круглой скамейке под грибком сидит Лена с большой сумкой на коленях и явно кого-то ждет. Может быть, меня? Я подсел к ней. Она отодвинулась.
— Как тебе эта хохма в школе? Ты была? — спросил я, хотя прекрасно знал, что она была.
— Дурью маются! — хрипло проговорила она, глядя в сторону.
Я пытался заглянуть сбоку: взгляд ее был невыразителен и тускл. Впрочем, наверно, это было вызвано моим присутствием. Да, вряд ли я был тем, кого она так нетерпеливо ждала. Вдруг глазки ее загорелись. Из парадной небрежной походкой победителя вышел Пека, в своей великолепной черно-желтой футболке с надписью «Каратэ».
— Ну что? — поглядев на восторженную Лену, спросил я. — Нравится… футболка?