Слишком сильный
Шрифт:
Мы знали, что такого упражнения никогда раньше не было, его специально придумал Пека, чтобы покуражиться, но молчали.
Генка подошел к макиваре и так смешно набычился перед ней, что все засмеялись.
— Хоп! — резко скомандовал Пека.
Генка неуверенно боднул макивару.
— Сильнее! — выкрикнул Пека.
Генка боднул.
— Это не удар! — выкрикнул Пека.
Генка в отчаянии со всего маха трахнулся головой, видимо, перед глазами у него помутилось: он ойкнул и сел на пол.
— Встать! — отрывисто хлопнул в ладоши Пека.
Генка, слегка покачиваясь, поднялся.
— А можно, я покажу,
Пека удивленно посмотрел на меня. Все понимают, что это он специально «духарится» над новичком, но я же не новичок, «имею вес» — так мне-то зачем это надо?!
Я как бы не понял Пекиного взгляда, подошел к макиваре, отстранил Генку и с размаху трахнулся головой. Перед глазами пошли черные круги, я бил снова и снова. Сознание темнело.
— Ну хорошо… Хватит, Пека… Останови! — доносились до меня голоса.
— Ничего, умнее будет! — донесся сквозь гул голос Пеки.
— Прекратить! — вдруг послышался властный оклик.
Поворачиваясь, я распрямился. В дверях, широко расставив ноги, стоял красивый, элегантный Эрик. Все затихли.
— Так! — медленно переводя взгляд на Пеку, зловеще произнес Эрик. — Отличное придумал упражнение!
Все, ощущая иронию, неуверенно засмеялись.
— Только ты забыл главное правило! — прищурившись, Эрик смотрел на потупившегося Пеку. — Если хочешь, чтобы твое упражнение сделали безукоризненно, — покажи сам! Прошу! — Он указал рукою на макивару.
Пека, склонив голову, подошел к макиваре.
— Раз! — Эрик хлопнул в ладоши. Пека боднул. — Раз! Раз! Раз! — Эрик звонко и четко бил в ладоши, Пека бился головой.
— Хватит, Эрик! — Я схватил его за руку.
Потом мы ехали с ним в машине.
— Что делать? — переключая скорости, говорил он. — Каратэ — единственный способ выжить в экстремальных условиях в этом жестоком мире! Это не только драка — это способ воспитать себя так, чтобы в самых тяжелых условиях оказаться жизнестойким. Пример: учебное задание — тебя сбрасывают над неизвестной тебе территорией, без денег, документов и еды, и ты должен вернуться назад в трехдневный срок. Разрешается все, кроме одного — быть задержанным!
— Кем задержанным? — спросил я.
— В данном случае — милицией, поскольку это лишь учеба. Но если начнется настоящее дело! Придется иметь дело с реальным, сильным врагом!.. Но и учеба нелегка! Две недели без пищи! Самодельными силками ловили в поле мышей, жарили и ели! Мы знали, что начальство наблюдает нас с вертолетов, но никогда не скажет: «Хватит! Ребяткам тяжело!» Мы должны выдержать все! Излишняя мягкость губительна!
— А излишняя жестокость? — спросил я.
— До излишней жестокости еще далеко! — усмехнулся Эрик, передвигая рычаги.
Глава VII
С этого года в нашей школе появился новый учитель — Александр Данилович Колесов, молодой, всегда модно одетый, с красивыми пышными усами. Таких учителей у нас раньше не было, поэтому все отнеслись к нему с интересом. Многие ребята называли его в разговорах между собой просто Данилычем, но в этом вовсе не было пренебрежения, наоборот, этим они старались показать, что состоят с ним в дружеских отношениях.
Данилыч должен был преподавать нам французский язык, а также вести компьютеризацию, — и то и другое он, ясное дело, знал блестяще, — иначе бы ему не доверили вести два столь различных предмета. Притом он и учителем, в сущности, не был: поговаривали, что он раньше был военным, потом занимался внешней торговлей, долго жил за границей и вдруг решил взяться за нас, научить нас уму-разуму. Мы были рады ему: такой новый, необычный учитель, — значит, и жизнь начнется новая, необычная!
Все так и тянулись к нему, но он со всеми разговаривал одинаково — просто и насмешливо, — а близко общался только с Ланиным — при этом даже на переменах и после уроков они говорили исключительно по-французски. Однажды я попытался влезть в их разговор. Данилыч недоуменно посмотрел на меня.
— Молодой человек! — проговорил он. — Вы где учились французскому?
— На острове! — растерянно сказал я.
— Да, несомненно, какой-то островной акцент чувствуется! — сказал Данилыч.
Они с Ланиным засмеялись и куда-то вместе пошли из школы. Ланин, надо признаться, знал французский блестяще. Несмотря на молодые свои годы, он уже дважды бывал во Франции как выдающийся юный борец за мир и здесь запросто общался со всеми приезжающими французами. Поэтому и с Данилычем он чувствовал себя почти наравне.
В школе имелись и другие юные борцы, но они в основном занимались перепиской со сверстниками, которых в глаза не видели, — а всеми непосредственными контактами занимался Ланин.
Латникова в понедельник сказала, что на большой перемене к нам придет в гости мальчик-француз и что в столовой будут на столах бутерброды с красной икрой, но мы их брать не должны — все гостю. Если же он сам вдруг коварно предложит кому-нибудь из нас взять бутерброд, то мы должны спокойно отказаться, сказав, что икры не хочется. Правда, когда прибыл француз — парень шестнадцати лет, — оказалось, что страсти вокруг икры преувеличены, икрой он совершенно не интересовался, а настойчиво расспрашивал своего знакомого Ланина о наших школьных проблемах, причем очень въедливо и толково, — Ланин то и дело растерянно поглядывал на Латникову, и та отвечала вместо него.
Так, например, этот Клод спросил, в скольких школах нашего города введена компьютеризация. Ланин посмотрел на Латникову, и той пришлось ответить, что только в нашей. Тут Клод остроумно спросил, с кем же мы собираемся общаться на компьютерном языке? Это решено было принять за веселую французскую шутку — Латникова и Ланин звонко рассмеялись, подавая пример всем нам. И смех этот как бы и считался официальным ответом. Но Клод не желал останавливаться, он стал спрашивать, какие сферы связи нашей ЭВМ, с какими другими ЭВМ она связана. Тут же Латникова, не понимающая в таких тонкостях, посмотрела на Ланина, и тому пришлось сказать, что ни с какими, что из нашей ЭВМ можно будет получить только то, что мы сами в нее заложили.
Тут Клод, которому надоела медленность, с которой мы общались по-французски, вдруг перешел на чисто русский язык и сказал, что иметь ЭВМ без связи — это все равно, что всю жизнь читать одну-единственную книгу, при этом написанную тобой же. Латникова и Ланин опять засмеялись, хотя уже и не так звонко. А Клод уже четко и напористо говорил, что ценность компьютера именно в широте связей, что у них двухлетний ребенок, набирая на клавишах компьютера знакомые аккорды, приказывает, чтобы ему показали любимый мультфильм или принесли из ближайшего универмага бутылочку сока.