Сливово-лиловый
Шрифт:
— Либо, — говорит она, — …вы потеряете интерес друг другу, потому что круглосуточно будете тереться друг о друга, либо он будет слишком сильно контролировать тебя, слишком сильно на тебя давить.
— Ни то, ни другое, — заверяю я ее. — Я не буду постоянно видеть Роберта в офисе. Мы оба будем работать в разных кабинетах. Я буду видеть нашего босса гораздо чаще и дольше, чем Роберта.
— Хотела бы я, чтобы ты оказалась права, дорогая. Ты счастлива?
— Да, мама, я очень счастлива. Счастливее, чем когда-либо.
— Хорошо. Ты знаешь, где меня найти, если понадоблюсь. Звони, если что-нибудь случится.
— Я знаю, мама. Но все хорошо. Ты можешь наслаждаться отпуском. Но не кури так много травку, не пей так много и никаких похождений по мужикам, ладно?
Мама громко смеется и качает головой.
— Невероятно, я здесь мама…
После прощания я возвращаюсь в город и встречаюсь с Мелиндой, которая также разделяет заботы моей матери, когда я рассказываю ей о новой работе.
Тем не менее, Мелинда счастлива за меня и рассказывает о своем новом любовном кандидате, с которым у нее вечером назначено свидание. Когда я наконец-то открываю дверь в нашу квартиру, уже далеко за полдень.
— Привет, — говорит Роберт, выходя в коридор, — приятно, что ты заглянула снова. Где ты была так долго?
Роберт звучит недовольно, и мне интересно, что случилось.
— Я отвезла маму в аэропорт, а затем встретилась с Мелиндой в городе. Я же тебе говорила об этом, верно?
Я уверена, что сообщила Роберту о своих планах, когда покидала квартиру.
— Я пытался связаться с тобой. Почему ты не отвечаешь на свой мобильный, Аллегра?
— Он не звонил… — бормочу я и достаю телефон из сумочки. «Три пропущенных звонка» показывает мне дисплей, и я тихо ругаюсь.
— Ну и?
— Прости, Роберт, я не слышала. Я вчера поставила на беззвучный и затем забыла снова переключить.
Он втягивает воздух через нос и говорит:
— Аллегра, я волнуюсь, если не могу связаться с тобой. Тем более, что Марек так непредсказуем. Плюс погода…
Роберт кивает головой в сторону двери. Два часа назад выпал первый снег. Необычно много и быстро, почти маленький снежный штурм.
Я опускаю глаза.
— Извини. Я действительно забыла, это было непреднамеренно.
— Ты не замерзла? — спрашивает он, глядя на мой тонкий свитер.
— Немного, — отвечаю я, — в кафе было довольно прохладно.
— Пойди, прими душ. Через полчаса ты лежишь голая в постели, Аллегра.
Он открывает дверь в спальню и включает обогреватель. Я улыбаюсь и чувствую предвкушающее покалывание в пальцах ног. Он открывает верхний ящик комода и рассматривает его содержимое. Он мысленно продумывает сценарий, составляет план, думает о том, что хочет со мной сделать, какие игрушки будет использовать. Мне нравится наблюдать за ним, и мне любопытно, что же он задумал. Он поднимает глаза и его взгляд встречается с моим. Вздрагиваю, я не должна стоять здесь, у меня есть, что делать.
— Аллегра, — дружелюбно напоминает мне Роберт, — время пошло.
— Меня уже нет, — отвечаю я и снимаю обувь.
***
Сорок минут спустя, я лежу на кровати, связанная, но мне удобно. Хотя это и не сильная и сковывающая движения фиксация, все же я относительно свободно доступна. Роберт завязывает мне глаза и позволяет темноте и вынужденной неподвижности влиять на меня. Я лежу на боку и через несколько секунд чувствую его руку на себе. Он гладит меня, очень нежно. «Это чистая роскошь», —
— Проклятье, — тихо шепчет Роберт, когда звонит его мобильный. Ему не нравится, когда его отвлекают, но он не может просто игнорировать звонящий телефон. Он всегда в режиме ожидания, если Анна или его сестра в Гонконге позвонят или он им понадобится.
— Оставайся на месте, — бормочет он, как будто я могу куда-то сдвинуться, — я сейчас вернусь.
Роберт уходит, и звон прекращается. Я слышу его голос, тихо, затем приближающийся. Матрас прогибается, когда он садится на кровать рядом со мной, и я чувствую, что он освобождает мои руки от веревок. Это может означать только одно: разговор важен и займет больше времени.
— Устраивайся поудобней, — шепчет он мне на ухо, а затем снова поворачивается к телефону. Я тихо вздыхаю, откидываюсь на спину и засовываю подушку под голову. Я все еще слепа, мои лодыжки связаны, и фаллоимитатор все еще во мне. Ощущение, так обожаемое мной. Свободная рука Роберта покоится на моем животе, начинает ласкать меня. Он рисует кончиками пальцев узоры на моей коже, слушая, кажется, бесконечный монолог своего собеседника.
— Конечно, это нехорошо, если подобное происходит, но иногда это просто случается. Сейчас ты просто должен сделать лучшее из этого. Дай ей поспать, а когда она выспится, дай ей что-нибудь поесть, дай ей попить, и поговорите об этом.
Роберт снова слушает, и его рука скользит к моей груди. Его большой палец проводит попеременно по моим соскам, и я тянусь навстречу этим прикосновениям.
— Очень важно, чтобы ты отчетливо дал ей понять, как она ценна. Как сильно ты ценишь ее. Тебе должно даться это легко, Фрэнк. Ты же знаешь, что хочешь услышать, когда ты снизу, верно?
Роберт снова молчит и слушает. Он вздыхает и снимает с меня повязку, наклоняется ко мне и нежно целует в губы, все еще удерживая телефон у уха. «Роберт терпелив. И хороший друг», — думаю я. Любой другой ушел бы от разговора. Я полагаю, что это Фрэнк с его проблемами. Похоже, у Сары срыв. Я сочувствую ей, срыв ужасен, но это — «профессиональный» риск. Так сказать. При таком образе жизни как наш.
***
Рука Роберта путешествует по моему телу, и я смотрю на него, наблюдая, как он внимательно слушает. Когда он проводит пальцем по моему клитору, а затем извлекает фаллоимитатор, я на две секунды прикрываю глаза и подавляю стоны. Фрэнку не обязательно знать, что я лежу рядом и слушаю.
Роберт смотрит мне в глаза, берет мою руку и переплетает наши пальцы.
— Скажи ей, как она красива, как сильно ты любишь смотреть на ее тело, как много для тебя значит иметь право прикоснуться к ней. Дай ей понять, что ценишь ее ум так же сильно, как ее тело, что тебе нравится говорить с ней, ее юмор, ее голос. Скажи ей, как она прекрасна, когда смеется, и что ты всегда радуешься, когда даешь ей повод сиять.