Слизняк и его раковина
Шрифт:
Глава двадцать четвёртая. Люциус.
Суп был пересолен. Бифштекс - недожарен. Я мрачно жевал ненавистную цветную капусту: хотя бы её Тио умудрился приготовить прилично.
Дома подобную гадость я в рот бы никогда не взял, а эльфу крепко досталось бы за испорченный обед. Но сейчас я был не в Мэноре, и, что ни говори, Тио - не кухонный эльф, а мой личный слуга. Приготовление пищи никогда прежде в его обязанности не входило, и я не думал, что если велеть ему в наказание прижечь себе пальцы, то это может хоть каким-то положительным образом сказаться на вкусе
Тио выжидающе таращился на меня из угла столовой. Я положил в рот последнее соцветие и отодвинул тарелку с едва поцарапанным бифштексом.
– Убери это. И раздобудь мне бутылку коньяку. Только хорошего.
Я бросил ему две монеты, но эльф не сделал ни единого движения, чтобы их поймать, и деньги, звякнув, покатились по полу.
Тио прижимал уши и отчаянно тряс головой.
– Хозяину не нужно пить коньяк! Хозяину и так испортили руку тёмной магией!.. Если хозяин будет пить, ему будет совсем нехорошо!
Я скривился. Мордред с ним, с обедом, но выслушивать поучения от собственного домовика я не собирался.
Я жестом велел ему подойти и дважды обернул широкое мягкое ухо вокруг своего пальца. Сильно дёрнул. Прошипел в лицо упавшему на колени рядом с моим стулом эльфу:
– Ты принесёшь мне то, что я просил, и ещё зелье, чтобы плохо хозяину не было. И если мне ещё хоть раз придётся повторять свои приказания, то ты получишь в подарок мою любимую мантию. Тебе всё понятно?
– Тио понял… - еле слышно прошелестел эльф, и я выпустил его ухо.
Он подобрал монеты, убрал со стола посуду и отправился выполнять моё приказание.
На подоконнике за оконным стеклом уже второй час сидела бурая сова с привязанным к лапе письмом. На конверте хорошо была видна печать с гербом. Таким же, как на наволочке Тио.
* * *
Коньяк он мне, конечно, принёс. Но тёмно-жёлтую, резко пахнущую жидкость в бокале я едва попробовал, только губы смочил. Напиваться мне резко расхотелось, я и так удивлялся странным вывертам, которые вытворяло сегодня моё сознание.
Я не собирался этого делать. Правда, я вполне искренне соглашался с аргументами мистера Риддла, рисующего мне великолепные перспективы грядущей победы, и понимал, что было бы обидно остаться на обочине, когда все эти призрачные планы станут гранитной и бронзовой реальностью. И всё же, я совершенно не собирался вступать в радикальную организацию, не брезгующую кровавыми демонстрациями, когда перешагивал порог этого дома.
А уж когда он рассказал мне о том, что от меня потребуется, я и вовсе почувствовал липкий холодный страх - он морозил мне спину между лопаток и прогрызал дыру где-то в области желудка. Я не собирался соглашаться на это, нет…
И всё-таки, ему хотелось подчиняться. Не раздумывая, склонив голову, восторженно ловя каждое слово.
Мне даже думать об этом было стыдно: Малфой не должен так отзываться ни о ком. Кроме, может быть, собственного отца или деда.
Но то, что я сделал, было ещё позорнее.
Я медленно потянул вверх рукав рубашки.
На месте. И никуда не денется, можно не надеяться попусту. Бледный рисунок на светлой коже.
Клеймо. Клеймят рабов и скотину. А
Я прерывисто вздохнул. Люциус-с… Он произносил моё имя вот так: с лёгким змеиным шипением в конце. В нашу первую встречу он тоже пробовал звать меня по имени, но тогда мне хватило одного намёка, чтобы остановить это. И сразу же после того, как выжег на моей руке это клеймо, он вновь начал называть меня так, словно подчёркивая, что теперь церемоний не будет.
Рабы не заслуживают уважения.
И, конечно, плевать ему было на моё Silencio и наивные попытки выглядеть достойно, пока невыносимая боль выжигала остатки воздуха из моих лёгких, и не было даже возможности выплеснуть её в крике…
Я снова опустил рукав.
Как странно осознавать, что у меня теперь есть хозяин. Повелитель, как они говорят. Ещё они говорят: мой Лорд…
И мне сегодня тоже доводилось произносить эти слова.
Я шевельнул губами, пробуя на вкус:
– Мой Лорд…
Отвратительно. Кислый привкус страха и солёный - крови на прикушенных губах. Но к этому придётся привыкнуть. Другие же как-то привыкли.
Я сделал ещё один глоток коньяка и прикрыл глаза, позволяя себе вспомнить.
Рабастан явно не ожидал увидеть меня вновь в этом доме. Конечно, ведь я постоянно говорил ему о том, какую глупость он совершает, связавшись с этой организацией. И вдруг сам сунулся сюда же.
Я сладко жмурился, вызывая в памяти картинку, как он стоял передо мной, до желваков стискивая челюсти, и внимал облечённым в учтивые слова оскорблениям. Как подрагивали при этом его пальцы… нет, о пальцах лучше не вспоминать. Но всё же интересно: ему так хотелось ударить меня? Сделал бы он это, если бы в той же комнате не находился его - а теперь и мой - Повелитель?..
Воспоминание это было едва ли не слаще, чем то, где он стоял передо мной на коленях в оранжерее. Всё же, по большому счёту, тогда я позволил себе постыдную слабость, а вот сегодняшнюю выходку, пожалуй, оценил бы даже отец…
Отец? Да, пожалуй…
Я перевёл взгляд за окно. На улице было уже темно, но сова, перелетевшая вслед за мной от столовой на карниз окна кабинета, всё ещё была различима в густых лиловых сумерках.
Я встал, подошёл к окну и открыл раму.
Сова, едва не потеряв равновесие от неожиданности, перебралась в комнату.
* * *
«Сын, - было выведено на узком белом листе ровным почерком отца.
– Не делай глупостей…»
Ты опоздал, отец. Главную глупость я уже сделал, и чувствую, что её последствий мне хватит надолго.
«…Я тебя прошу, Люциус, не делай ничего такого, о чём впоследствии будешь жалеть. Нам с тобой необходимо серьёзно поговорить. Пожалуйста, вернись домой или открой мне доступ к своему камину.
Я знаю, что ты видел в думосборе. Не буду спрашивать, зачем тебе понадобилось лезть в мои воспоминания - хотя, Салазар свидетель, мне никогда не приходило в голову, что нужно прятать их от собственного сына. Что случилось, того уже не поправить.