Сломанная роза
Шрифт:
Доната беспокойно заворочалась, и Галеран положил ее головкой себе на плечо, как делала Джеанна. Девочка успокоилась, доверчиво прижалась к нему.
— Когда ты едешь?
— На днях.
— С женщинами и младенцем придется путешествовать не торопясь.
— А куда мне спешить? Я просто не хочу, чтобы кто-то думал, будто я отсиживаюсь в своей глуши, — хитро прищурился лорд Вильям.
— Понимаю. — Галеран осторожно погладил Донату по спинке, и она, казалось, стала засыпать. Как хотелось остаться за надежными стенами
— Мы отправляемся с тобою, — заявил он отцу.
Лишь только вышел лорд Вильям, рядом с Галераном бесшумно возникла Джеанна.
— Я не осталась с вами, чтобы не трястись над Донатой. Ты заметил?..
Галеран невозмутимо поглаживал лежавшую на его плече милую ношу.
— А нужно было? — поддразнил он жену.
— Я тебе доверилась!
— Надеюсь, что так, — улыбнулся ее горячности Галеран. Он понимал, как тревожно Джеанне оставить дочь в чужих руках.
Заслышав голос матери, девочка обернулась к ней и зaхныкала.
— Ты опять голодна? — спросил Галеран, заглядывая в молочно-синие глазки. — Прожорливая маленькая особа.
— Они часто едят в этом возрасте, — промолвила Джеанна, и в ее голосе Галеран уловил тревогу. Сможет ли она когда-нибудь без опаски доверять ему ребенка?
— Ты выдержишь долгий путь?
— Конечно. Кормить ее легко, а аппетит скоро уймется. Почему ты спросил?
— Мой отец собирается присягать на верность Генриху. На днях он едет на юг, и я решил поехать вместе с ним.
— Зачем? — мягко спросила Джеанна, но Галеран почувствовал, как она напряглась.
— Чтобы вынести наше дело на суд короля. Надобно наконец его уладить.
Он видел, что Джеанна боится не меньше, чем он сам; но бездействие не менее опасно, чем действие.
Доната требовательно закричала; Джеанна взяла ее на руки и принялась укачивать.
— Но отчего так скоро? Ведь Генрих пока не так уж прочно сидит на троне.
— Джеанна, откладывать нельзя. Сейчас, когда умер король и нарастает смута, Фламбар может навязать нам свой суд, суд Церкви. Я не хотел бы ссориться с Церковью. В самом лучшем случае мы будем разорены.
— Но разве король не представит дело суду Церкви?
— Если и так, нас будет судить архиепископ Лондонский.
— А что, если он решит дело не в нашу пользу?
— Джеанна, не можем же мы бесконечно твердить: «Что если…» — Он обнял жену за плечи, окружил кольцом рук ее и Донату. — Ты мне веришь?
Она испуганно глядела на него.
— Конечно, верю.
Галеран понимал, что Джеанна выдает желаемое за действительное. Он же хотел большего. Он хотел того, что уже было между ними когда-то…
Видимо, Джеаина прочла его мысли.
— Я стараюсь, — прошептала она. — Мне надо освободиться от прошлого, тогда и тебе будет легче со мной.
Он
— Не слишком старайся, Джеанна. Я люблю тебя, люблю твой острый язычок и боевой нрав. И мне, право, не хотелось бы в один прекрасный день обнаружить, что я женат на медовоголосой скромнице, которая может лишиться чувств при одном виде дикого вепря.
К его удовольствию, Джеанна зарделась и пыталась скрыть это, опустив взор к личику дочери.
— Твой отец сошел с ума, — сообщила она Донате и, спохватившись, в ужасе воззрилась на Галерана.
Он заставил себя улыбнуться.
— По всему, кроме крови, я отец ей. Но я не сумасшедший.
Алина вошла в светлицу, но, увидев, как любовно беседуют Галеран и Джеанна, тут же метнулась обратно в зал, а из зала — во двор. Почему-то сердце ее забилось сильнее от подсмотренной нечаянно чужой нежности.
Отчего она взяла в голову, будто ее не волнуют земные дела? После утренней службы она подошла к отцу Роберту и, отчаянно смущаясь, попыталась рассказать ему о своих мятежных чувствах. Втайне она надеялась услышать, что любая встреча с Раулем — тяжкий грех, и теперь ей следует немедленно вернуться в обитель.
Но совет святого отца оказался совсем иным.
— Леди Алина, вы еще не давали никаких обетов. Вам надобно время, чтобы понять, на каком поприще господь призывает вас служить Ему. Если вы познали волнение плоти, это не препятствует вам стать монахиней. Те, кто удаляется от мира, тоже испытывают искушения, но учатся противостоять им, обретая в том новые силы.
Алина вышла из церкви растерянная, так и не поняв, что такое ее тревожное чувство к Раулю де Журэ — знамение божье, что ей пора замуж, или дьявольское искушение, ниспосланное, дабы укрепить ее.
В то же время она не переставала гадать, испытывает ли Рауль хоть какое-нибудь чувство к ней или это просто игра, которой развлекает себя полный сил мужчина, оказавшися в северной глуши.
Алина шла в дальний угол двора, где мужчины обычно упражнялись в фехтовании и рукопашной борьбе, зная, что возможно, найдет там Рауля. Он был просто создан для ратных забав. Накануне она сквозь бойницу наблюдала, как он один отражал натиск двух вооруженных боевыми топорами солдат. Раз или два у нее едва не остановилось сердце, хотя Рауль был в доспехах, с мечом и щитом.
Но нынче, памятуя о разговоре за столом, она решила не прятаться.
Мужчины дрались на палках. Они были раздеты до пояса.
День выдался жаркий, и почти все бойцы, разгорячившись, скинули рубахи, но лишь вид полуобнаженного Рауля заставил сердце Алины забиться быстрее. Она уже раз видела его без одежды, когда он мылся, но тогда ее мало занимало созерцание его физических достоинств, ибо она старалась не смотреть.
Теперь же, помня о давешнем споре, она решила получше ознакомиться с его вооружением.