Сломанные тела
Шрифт:
– А вы не охренели, козлы? Вы что творите?! – кричал он, пытаясь подняться, но тело совсем не слушалось. Оба медбрата не реагировали на возмущения и угрозы Юры. Автомобиль выплюнул облако черного дыма и медленно пополз по улицам города, постанывая всеми железными суставами. Худощавый санитар с бледными синяками под глазами закурил и поставил свои ноги Юре на грудь.
– Убери ноги, козел! – заорал Юрчик, но санитар на него не обратил внимания. – Я тебя найду, и ты пожалеешь, урод! Тебе хана! – шипел Юрчик. – Я всё про тебя знаю! Кстати, я действительно всё знаю, – удивился Юрчик, – реально всё! Тебя зовут Эдик, тебе
Так сложилось, что очередной Светкин «папик» неожиданно умер от восьми пулевых ранений в разные части тела. После этой невосполнимой утраты ушлая не по годам Светлана начала остро ощущать нехватку финансов. Новая соседка по площадке нравилась Эдику, но он всё не решался завязать с ней разговор, а тут «удача» – у Светы заел ключ в дверях. Утром они проснулись в объятиях друг друга, переполненные самыми романтическими чувствами. Накануне свадьбы Света исчезла, прихватив с собой его деньги и семейные драгоценности. С горя Эдик плотно подсел на наркотики. Забыть Свету ему не удалось, а от наркоты отказываться не захотел. В судьбу опустившегося племянника вмешался родной дядя. Суровый офицер запаса привел его в чувство болезненным, но действенным способом. А уже после профилактической обработки пристроил Эдика в больницу медбратом («Для полного вразумления жизни, салага!»), подчеркнув, что у племяши на выбор есть только два варианта: дядин хук слева или та же неприятность, но уже справа.
Продолжая отматывать жизнь Эдика, словно кинопленку, Юрчик параллельно наблюдал за его дядей и всеми сотнями людей, с которыми они пересекались по ходу своих жизней. К своему удивлению, Юрчик с легкостью стал расширять круг наблюдаемых, достигнув предела в семь миллиардов шестьсот тридцать пять тысяч девятьсот сорок семь современников Эдика, а также вглубь веков, к корням их генеалогических древ.
– Вот оно, правило пяти рукопожатий, – улыбнулся Юрчик, позабыв о ногах Эдика на своей груди. – Аж дух захватывает! – засмеялся восторженно, но его снова проигнорировали. – Интересно, смогу ли я увидеть Адама и Еву? – подумал Юрчик, ныряя в генеалогию всех живших когда-либо на земле людей.
Резкая острая боль в виске вернула Юру из глубины веков к двум современникам в лице рукожопых санитаров, которые стукнули его головой о дверной косяк, когда вытаскивали из автомобиля.
– Больно, уроды! Можно поаккуратнее?! – возмущенно зашипел Юрчик.
Санитары, не обращая внимания на оскорбления, потащили Юру в одноэтажное здание без вывесок.
В просторном зале стояло шесть цементных столов. На одном из них лежал в неестественной позе мотоциклист в защитном костюме и лопнувшем шлеме.
– Вы зачем меня в морг привезли? Я же живой! – орал Юрчик, но на него по-прежнему никто не реагировал. – Вы чё, оглохли?! Алё, чуваки, везите меня в больницу! Кретины! Человеку плохо! Спасите! Люди, ау! Я тут, я живой!
Санитары бросили Юру на цементный стол и, забрав свой брезент, ушли. Юрчик изо всех сил пытался встать или хотя бы сесть, поднять руку, пошевелить пальцем…
– Охренеть, у меня, кажется, сломан позвоночник! О нет, только не это! Все думают, что я умер. Меня же так могут похоронить заживо! – с ужасом закричал Юрчик во все горло, а потом перепуганно застонал: – Мамочка!
МАМА
Узнав о смерти сына, Вера потеряла сознание.
– Он ведь звонил мне перед самой смертью! – кричала она фельдшеру скорой, которую вызвали коллеги.
– Я ведь могла его спасти! – рыдала она на плече своей сестры.
– Это ты во всем виноват, – поцарапала она лицо бывшего мужа.
– Господи, как ты мог это допустить, – требовала она ответа, распластавшись на полу перед старой иконкой Спасителя в спальне.
– Церковь не отпевает самоубийц, – вздохнул отец Георгий, священник из местной церквушки, куда Вера раз в год приходила освящать пасхальные кулич, яйца и домашнюю колбасу.
– Что же мне делать? – всхлипнула она. – Я хочу помочь сыночку…
– Раньше об этом думать нужно было, – рассердился священник, и Вера расплакалась. – Ну, полно, успокойся, – сжалился он, глядя на почерневшую от горя женщину. – Сама молись.
– Как?
– Регулярно. Стала перед иконкой, свечку зажгла и помолилась: «Взыщи, Господи, погибшую душу раба. Твоего…» Как сына звали?
– Юрий, – всхлипнула Вера.
– «…Юрия, – продолжил отец Георгий, – аще возможно есть, помилуй. Неизследимы пути. Твои. Не постави мне в грех молитвы сей моей, но да будет святая воля. Твоя». И крестом себя осенила.
– Я не запомнила, батюшка, – готова была снова расплакаться Вера.
– Я тебе продиктую, а ты запишешь, – старый священник по-отечески поглядел на Веру. – И родственники могут за него молится, и друзья, и кто угодно. Чем больше, тем ему будет лучше.
– Помолитесь за него, – попросила она с полными слез глазами.
– Да помолюсь, куда ж мне деться, – недовольно пробурчал отец Георгий. – Но главное, запомни: за самоубийцу нельзя молится в храме, ни свечки ставить, ни молебны заказывать. Где хошь молись, но не в храме.
– Почему? – мать достала из упаковки бумажную салфетку, приготовившись ее использовать.
– Навредить ему можешь, – вздохнул священник. – Не надо.
Вера растеряно кивнула с благодарностью старому священнику и, пройдясь по храму, села на скамейку, остановив свой взгляд на иконе Льва Оптинского.
ПОСЛЕ СМЕРТИ
– Ау, люди! Кто-то меня слышит? Здесь кто-нибудь есть?
Он замолчал, прислушиваясь к тишине. Голова раскалывалась, шея горела, сломанная нога пульсировала, в животе жгло огнем, зудела спина, которую Юрчик никак не мог почесать, а привкус тухлой рыбы во рту усилился.
– Наконец-то ты заткнулся, – прозвучал приятный голос с хрипотцой.
Юрчик взволнованно огляделся по сторонам своим непривычно суженным зрением в полглаза.
– Кто здесь?
В дальнем углу он заметил макушку в красной бондане, из-под которой выбился светлый локон. Увидеть всего владельца банданы Юрчик не мог, так как его взгляд просто не опускался ниже.
– Я, – засмеялся тот же приятный голос, и бандана затряслась, потащив за собою локон.
Юрчик напрягся, пытаясь опустить взгляд на лицо Красной Банданы, в его голове что-то хрустнуло. Он вздрогнул, и в один момент прожектор зрения развалился до сферического видения. От неожиданности Юрчик вскрикнул, а потом потрясенно застонал.