Сломанные тела
Шрифт:
Юрчик с досады облизнулся, ощущая голодную дрожь во всем теле.
– Как же я хочу сожрать этот хлебушек, – застонал Юрчик. – Отдай мне его!
– Нет! – прошипел чудик, заглотнув хлеб и закрыв от удовольствия глаза. – Самому нужен.
Покончив с крошкой, чудик умелым движением скрутил голубю шею и запихнул птицу в свой растянувшийся до ужасающих размеров рот, обнажив кривые пикообразные зубы и черный язык.
– Ты зачем птицу убил?! – заорал потрясенный и возмущенный Юрчик.
– А тебе какое дело? – искренне удивился чудик.
– Я разрешил тебе брать только хлеб!
– Ну так я хлеб взял – наша сделка состоялась.
– Я тебе не разрешал убивать голубя! – злился на тупость и жестокость чудика Юрчик.
– А мне для убийства голубя твое разрешение не нужно, – рассмеялся паренек, поняв наконец причину такой бурной реакции. – Хлебушек твой, поэтому я его у тебя выманил… то есть выменял. А голубь ничейный… или почти ничейный… Но точно не твой.
– Ладно, – процедил сквозь зубы Юрчик, – мой хлеб ты получил, рассказывай, как отвязаться от тела.
– Никак.
– В смысле? – офигел Юрчик.
– В прямом, – с удовольствием громко отрыгнул паренек. – Жизненного ресурса твоего тела хватало на сто девяносто человеческих лет жизни. Ты сократил этот срок до восьмидесяти двух лет, из которых шестнадцать уже прожил. То есть на момент самоубийства тебе оставалось прожить в этом теле почти шестьдесят сем лет. А если точно – шестьдесят шесть лет, шесть месяцев, шесть дней, шесть минут и пять секунд.
– Эх, одна секунда, а так общую картину испортила, – искренне расстроился Юрчик, имеющий слабость к перфекционизму. – Стоп, а как это я умудрился сократить сто девять лет своей жизни? – удивился он.
– Сто семь, – поправил его чудик.
– Точно.
– Ты очень старался и арсенал задействовал приличный, – ухмыльнулся чудик, сосредоточенно шаря по своим многочисленным карманам на штанах, рубашке и кофте.
– Список ищешь? – поинтересовался Юрчик.
– Не совсем, – ответил паренек и тут же расплылся в улыбке. – О, нашел!
Он достал из кармана огромную карамельку на палочке без обертки и закинул в рот. Теперь он разговаривал с конфетой во рту, и его левая щека оттопыривалась, а по подбородку из уголка губ стекала слюна.
– Жависть, жлопа, абида, – начал перечислять паренек, не выговаривая и коверкая буквы, – дишовые понты, ашкарбления, маму не любил, батю ненавидел…
– Маму я любил, – не согласился Юрчик, – и сейчас люблю.
– Именно поэтому мештал о шуишиде? – ухмыльнулся паренек. – Прям не жнал, как штарушку порадовать: то ли утопися, то ли вшкрыся.
– Я по-своему ее люблю, – рассердился Юрчик.
– Пошлушай, мне все авно, я прошто конштатирую факт. Присём по твоей же прожбе, – деловито шмыгнул носом паренек, подтерев манжетом рубашки слюни на левой щеке, после чего ловко перебросил конфету черным языком на правую сторону.
– А папашку пасему не любил? – ехидно хихикнул чудик.
– Потому, что он козел! – вспыхнул от гнева Юрчик.
– Нет, тебя хто-то обманул, он не кожёл, он сапля.
– Кто? – удивился Юрчик.
Паренек достал конфету изо рта и внятно проговорил:
– Цапля, – и снова закинул конфету в рот, причмокивая от удовольствия.
– Ты серьезно? – изумился Юрчик.
– А ты? – ухмыльнулся чудик.
– Вообще-то я фигурально выразился, – озадачено вздохнул Юрчик. – И вообще, давай, признавайся: как мне освободиться от тела?!
– Никак. Я ведь уже тебе шказал.
– Почему? – злился Юрчик. Его бесил этот «друг детства», а тут еще зуд в спине усилился, но почесать ее не удавалось.
– Потому что на ближайшие шестьдесят семь человеческих лет ты привязан к этому миру, а твое тело будет тебе служить верой и правдой.
– Оно же мертвое, – возмутился Юрчик.
– Ну, жначит, оно не будет шлушить тебе верой и правдой вше шештьдесят шешть лет, шешть мешясев, шешть дней, шешть минут и пять шекунд, но вы вше авно швяжаны друг ш другом, так што рашполахайся поудобнее, ждать долго.
– Что за бред?! – закричал Юрчик. – Выпустите меня!
Он кричал и порывался подняться, на что мертвое тело отвечало вспышками нестерпимой боли.
В помещение залетел еще один голубь с кусочком хлеба в клюве и стал кружить под потолком. Увидев голубя, чудик хищно улыбнулся, готовясь к прыжку.
Конец ознакомительного фрагмента.