Сломленная
Шрифт:
Я проснулась поздним утром, посмотрела на экран телефона и увидела сообщение от… мне написал Шейн. Я уставилась на мигающий значок входящего сообщения, затем снова активировала телефон, экран которого успел погаснуть. Не совру, если скажу, что размышляла какое-то время, должна ли я ответить ему сразу или может мне заставить его помучиться в ожидании ответа. Кто-то скажет, что заставлять его страдать в ответ за то, что он не написал мне сразу, может только жестокий эгоистичный и даже злой человек. Для меня же все было предельно просто: как он ко мне, так и я к нему. Только так я могла избежать вновь разбитого сердца. Конечно, я испытывала физическую боль от невозможности видеться с ним, дружить как прежде, но все это не являлось достаточно веской
ШЕЙН: Могу ли я извиниться перед тобой? Надеюсь, еще не слишком поздно. Знаю, что должен был написать тебе раньше. Я просто хотел дать тебе больше свободы. Господи, как же я скучал по тебе вчера! Даже тусуясь с друзьями, я скучал по тебе. Роуз, мне так жаль, что я расстроил тебя. Давай встретимся сегодня в прачечной?
Я: В котором часу?
ШЕЙН: Не важно. Я буду там, пока ты не появишься.
И вот опять все возвращается на круги своя, сломленные девушки всегда стремятся к тому, чтобы вновь стать любимыми, даже если эта любовь и не совершенна. Я перечитывала наши сообщения, впитавшие в себя всю горечь упущенной недели, которую мы никогда уже не сможем вернуть назад. Я безнадежно жаждала тех капель внимания, что он мне уделял, но понимала, что все это будет впустую. Друзья, мы просто друзья. Нам не стать друг для друга кем-то большим. И не важно, что я к нему чувствовала, не важно, что он чувствовал по отношению ко мне. Мы просто друзья — это единственно возможное развитие событий.
Я собрала всю грязную одежду и сложила ее в мешок для прачечной, который затем закинула в салон машины. Я двигалась стремительно и с определенной целью. Внезапно у меня появилась причина съездить в прачечную «Остановись и Постирай». Я знала, что мне придется сказать ему, что я думаю о нашей дружбе, но даже в этом случае внутри меня оставалась какая-то малая часть… совсем крошечная, которая хотела, чтобы мы были вместе. Она не давала мне отказаться от мыслей, что Шейн мой и только мой. И было совсем не важно, а я понимала это прекрасно, что мы не можем быть вместе. Да еще голос в подсознании не уставал мне напоминать, кем я на самом деле была.
Да ладно тебе, Роуз, ты на самом деле думала, что он видит в тебе нечто большее, чем доступную девку, готовую в любое время на перепих? Ты всего лишь средство для удовлетворения его грязных желаний. Он всегда будет слишком хорош для тебя. Владелец прачечной, хм? И то верно, ты навсегда останешься его маленьким грязным секретом, который он будет вспоминать, сидя в своей прачечной. Он не приведет тебя в дом своих родителей. Просто возьми и поверни назад.
Как бы мне ни было тяжело, я продолжала ехать вперед. Голос в голове, мой личный летописец, вещающий из самой преисподней, не мог заставить меня изменить решение.
Я поставила машину на свободное место на первом этаже крытой парковочной стоянки. Казалось, что я была здесь в последний раз целую вечность назад. И даже хотя я в какой-то степени застолбила за собой это парковочное место, так как приезжала сюда каждый четверг на протяжении последнего месяца, сейчас это прежде очень знакомое место казалось мне чужим. Может это из-за того, что сейчас была пятница, а я никогда не ездила в прачечную по пятницам, или из-за того, что не могла контролировать биение сердца, удары которого громом отдавались в ушах. Так или иначе, у меня было слишком много дел, все ниточки которых вели к тому, что мне нужно было повидаться с Шейном. Одной из этих ниточек было стремление моей души.
Я вытащила мешок с бельем из машины и направилась вниз по улице в «Остановись и Постирай». Толкнув незапертую входную дверь прачечной, я вошла, силясь удержать мешок на плече, который, в свою очередь,
Когда она подвела его к открытой стиральной машине, он, наконец, посмотрел на меня. Его взгляд мягко прожигал мою душу насквозь. Его улыбка заставляла играть чувствительные струны моего сердца. Было что-то сумасшедшее в том, как мозг перебирает образы, отчего нам сложно восстановить в памяти мелкие детали внешности и поведения человека, а еще сложнее отследить влияние этих мелочей на наши поступки, из каких мы собственно все и состоим. Ох, черт возьми, я была так увлечена своими воспоминаниями о Шейне, что думала о нем, даже когда работала на улице. Но все мои воспоминания оказались ложными. В корне неверными. Я позабыла о тоненьких морщинках у его глаз, которые становились особенно заметными, когда он улыбался, или о том, как поднимался и опускался его кадык, когда он сглатывал. Я не могла вспомнить, каким образом сгибаются кисти его рук, когда он опускает руки вдоль джинсов, когда нервничает. Мое воображение никогда не рисовало мне, как он подходит ко мне уверенной походкой. У меня в памяти никогда не возникал свежий цитрусовый аромат его одеколона.
— Привет, — проговорил он, стоя передо мной, засунув руки в карманы.
Один Господь знает, как сильно мне хотелось, чтобы он наклонился и поцеловал меня в щеку. Мне так не хватало небольших знаков внимания от него, пусть даже порожденных простой галантностью.
— Привет, — откликнулась я, скручивая верхушку своей сумки.
— Давай я помогу донести, — он наклонился, схватил мой мешок с бельем, взвалил себе на плечо и понес, — рядом с моим кабинетом освободилось несколько машин.
— О, хорошо, — я проследовала за ним к стиральным машинам. Девушка, с которой стоял Шейн, пока я не появилась в прачечной, бросила в мою сторону недовольный взгляд. Я улыбнулась ей в ответ, радуясь тому, что Шейн не был в ней заинтересован.
— Рад, что ты пришла, — бросил он через плечо, потому что все еще был занят, убирая висевшие на стиральных машинах таблички «машина на ремонте».
Я смотрела, как напрягались мускулы на его плечах и как от движения руками, где-то на уровне задницы подпрыгивал край его рубашки. От вида его обнаженных слегка блестящих рук мой язык непроизвольно высунулся наружу. Я облизала губы. Я бы многое отдала за то, чтобы просто провести рукой по его коже.
— В твоем сообщении было столько отчаянья, — резко сказала я, надеясь, что после этого я буду злиться на него меньше.
— Отчаянье? Ты на самом деле сказала, что мое сообщение полно отчаяния? — сострил он, бросая мой мешок на тележку на колесиках, прежде чем убрать таблички «машина на ремонте» с двух стиральных машин.
— Да ладно? Ты вешаешь на рабочие машины таблички, на которых написано, что они сломаны?
— Все ради тебя, — он бросил в мою сторону мимолетную улыбку.
Развязав завязки мешка, я начала вынимать из него одежду, тут же сортируя ее. Это была моя повседневная, не рабочая одежда. Затем я засунула ее внутрь барабанов стиральных машин.