Сломленная
Шрифт:
— Кристал… Просто Кристал.
— Просто Кристал?
— Ага.
— Хорошо, просто Кристал, это не место, где ты должна болтаться в одиночку. Ты точно в порядке? — спросил он снова. Пряди его темно-каштановых волос спадали на лоб и вились вокруг ушей.
Кристал переступила с ноги на ногу и махнула рукой, давая понять, что все в порядке.
— Хорошо, мистер… — протянула она, ожидая его ответа.
— Шейн. Просто Шейн, — передразнил он.
— Хорошо, просто Шейн, я не совсем одна. Мои подруги зашли в паб. Взять пару бутылок пива мне и… — она остановилась, когда ее глаза встретились с моими. Я покачала головой, предупреждая ее, чтобы не упоминала
— И? — спросил он.
— Только мне.
— Ну, просто Кристал, я не могу поверить в то, что они оставили тебя здесь в одиночестве. Уже довольно поздно, почему бы мне не провести тебя вовнутрь, чтобы ты смогла найти своих подруг? — Он вывел Кристал из темноты аллеи и завел в паб. Кинув быстрый взгляд назад, он убедился, что парень, которого он оставил там, не двигался. Дверь паба с грохотом захлопнулась прямо перед тем, как насильник Кристал стал кататься по полу и стонать.
Я оттолкнулась от шершавой штукатурки, и она зацепилась о мой шерстяной джемпер; боль от покалываний, когда моя щека была прижата к шершавой стене, стала исчезать. Я сделала пару шагов, выходя из тени, скрывавшей меня. И уставилась на пьяного урода на земле, когда тот пытался понять, что же только что произошло. Растерянный, он сидел ко мне спиной, его плечи поникли, он подтянул ноги в громоздких черных ботинках по грязной земле, затем встал.
— Какого черта? Я собираюсь найти этого ублюдка и прикончить его и эту маленькую суку тоже. — Его голос был суровый и ворчливый. Штаны свободно повисли вокруг талии, он потянул их вверх, когда осмотрелся вокруг. Белки его глаз были окрашены в ужасный ярко-красный цвет. Он был похож на Дьявола из моего детства.
Я не религиозный человек. И не верю в то, что существует хоть что-нибудь, что может спасти меня от гребаных ошибок в жизни. Я позабыла веру, которая отвернулась от меня и покинула просто потому, что я молилась не достаточно усердно. Я была еще ребенком, прячась в самом темном углу своего шкафа и моля, чтобы Бог ответил на мои молитвы и забрал гнилую боль, которая разъедала желудок и разбивала сердце. Молилась, пока не заканчивались слезы, умоляя Господа отнять дерьмовые воспоминания, которые заполняли мой разум каждую ночь, лишь для того, чтобы я просто могла уснуть.
Девять, десять, одиннадцать лет, триста шестьдесят пять дней в году я молила Господа забрать мою боль. Я молилась о силе, чтобы рассказать кому-то о том, что со мной случилось. Молила Господа защитить меня так, чтобы никакой другой монстр не мог обидеть меня и украсть еще один маленький осколок меня. Бог, о котором все говорят, тот же самый Бог, который отвечает кротким и дает чистым. Ну, Господь никогда не слышал меня. Я думаю, что он был занят, помогая кому-то, кто не был сломлен, а, может, я просто плохо молилась.
— На что ты, мать твою, уставилась? — отрезал пьяный мудак.
Я замерла.
Желчь поднялась из моего желудка и встала комом в глотке.
Черт, я не хотела, чтобы он видел меня. Но было слишком поздно… играй по правилам, Роуз.
— Ну, я надеюсь, что смотрю на своего очередного клиента. Шестьдесят пять баксов — и можешь зарыться по самые яйца. Семьдесят пять — и я добавлю минет. — Мои пальцы спустились к нижнему краю моей красной юбки, и я потянула ее вверх, задрав как раз достаточно, и закусила нижнюю губу, прежде чем методично повела бедрами в сторону.
— Ты с этой дешевкой, которая заманила меня сюда, просто для того, чтобы ее парень мог надрать мне задницу? — проревел он, когда его руки метнулись в сторону аллеи, указывая
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — ответила я, ехидно ухмыляясь.
— К черту это дерьмо. Я покончил со шлюхами, которые отдаются в переулках, мерзкие куски дерьма. Каждая из вас. — Он сплюнул, прежде чем отвернулся и захромал своей дорогой вниз по аллее.
Кого, на хрен, этот придурок назвал мерзкими?
Обоссаные штаны, налитые кровью красные глаза, спутанные волосы после драки с Шейном, до того как он завалился без сознания. Если называться по принципу «я-такой-как-я-выгляжу», то, мать твою, он был крысой, дешевый подонок, который готов был изнасиловать девушку просто потому, что чувствовал, будто имел на это право. И не важно, что она продавала свою киску за деньги, он хотел изнасиловать ее, потому что мог.
Открылась скрипящая дверь паба и оттуда раздался рев более пьяных завсегдатаев кабаков, который поплыл и застучал в ночном воздухе, нарушая момент, который я планировала использовать, чтобы сделать глубокий вдох. Шейн вышел обратно в одиночестве, опустив голову, он смотрел, куда идет, пока не посмотрел в ту сторону, где оставил напавшего на Кристал и замер. Наши глаза встретились, и холод сковал мои легкие.
— Добрый вечер, мэм. Направляетесь в паб? Зайти туда хорошая идея, оставаться здесь в одиночку не безопасно.
Слова застряли в горле и единственное, что я смогла сделать, — это кивнуть.
Он кивнул в ответ и прошел мимо, не разглядывая мое тело. Он смотрел в мои глаза достаточно долго, чтобы сказать, что не причинит вреда, достаточно долго для того, чтобы сказать мне, что не заинтересован в том, что я продавала. Он сделал пару огромных шагов обратно на другую сторону переулка и вошел в прачечную.
Мое сердце бешено колотилось, словно было готово выпрыгнуть через горло вместе с гордостью. Я хотела сказать ему, что знала, кто он. Что встретилась с ним в тени аллеи около пятнадцати минут назад, когда он спасал Кристал. У него просто не было возможности официально познакомиться со мной. Было странно, что я знала его имя. На самом деле, я знала о нем достаточно, чтобы чувствовать себя безопасно и комфортно рядом с ним, в то время как он знал обо мне только то, что я была одинокой женщиной в темном переулке. Я наблюдала, как дверь прачечной захлопнулась за ним. Он ушел, а я была вещью, оставленной в темном сомнительном переулке между прачечной «Остановись и постирай» и пабом «Железный Боров».
ГЛАВА 3
Я никогда не просыпалась раньше полудня. Может быть изредка, когда мне нужно было встретиться с врачом или оплатить счет за электричество, прежде чем его отключат, но большая часть моей жизни начиналась не ранее четверти первого. Мои внутренние часы совсем сошли с ума, они с подросткового возраста вели себя подобным образом. Ночи превратились из пугающих в нечто, приносящее выгоду.
Я покинула дом в незрелом возрасте: в шестнадцать лет. Решила, что спать на диванах друзей или холодных пустых тротуарах под облезлыми кусками картонных коробок, чтобы согреться, было лучше, чем иметь дело с пьяным дебошем родителей. Мама была беспощадной, когда напивалась, и, к моему сожалению, она чаще была пьяна, чем трезва. Пара глотков из полупустой бутылки виски — и через несколько минут она набиралась сил, чтобы беспощадно выбивать из меня все прегрешения. Когда мне надоело быть грушей для битья, которой я стала для матери, то решила, что должна уйти, что мне необходимо выбраться.