Сломленная
Шрифт:
После душа я легла в кровать, наблюдая, как время перевалило за пять тридцать утра. Сейчас уже без четверти шесть, а я никак не могу уснуть. Конечно, мой организм истощен, в крови изрядная доза текилы и марихуаны, но мой разум не отключался. Это было то самое время, когда детские воспоминания накатывали на меня с удвоенной силой; у меня не было никаких шансов сдержать эти тучи неопределенности и иллюзий, нависшие надо мною. Поэтому я, закрыв ото всех свое сердце, превратилась в самоотверженную, хладнокровную суку, которая, как мне казалось, верила, что если ни во что не будет вкладывать душу, то ей и не будет чего терять. Самосохранение —
«— Это ты заставляешь меня так делать, моя маленькая Розали. Из-за тебя я заболел. Видишь, ты продолжаешь быть причиной всего этого, из-за тебя мое тело становится таким». — Он хватается за свое «заболевание». Его глаза темные, ногти острые.
Боль.
Жгучая боль.
Слезы катятся по моим вискам, исчезая в волосах.
Неразбериха.
Мне холодно.
Я одна в своей спальне. В полном одиночестве. Импульс пронзил мою душу, еще одно видение, чувство, словно мое тело избавляется от прошлого.
Я поднялась с постели и принялась ходить по комнате вперед-назад.
— Я не могу держать это в себе! — кричу я своему отражению в зеркале. Я сделала все возможное, чтобы хранить это в себе в течение трех долгих лет. Не говорила об этом ни одной живой душе. Я съедала себя изнутри.
Мой желудок скрутило от мысли, чтобы кому-то об этом рассказать. Я не могла. Но мне было необходимо сделать это.
«— Розали, думаешь, то, что ты держишь в тайне в течение трех коротких лет, кого-то заботит? Очнись, девочка, это никого не волнует». — Голос предательски заиграл в моей голове.
— У меня болит живот, я не могу остановить правду, которая готова вырваться наружу. Я должна рассказать хоть кому-нибудь, — громко кричу я.
Мне необходимо высказаться, чтобы меня поняли.
Мне нужно найти способ прекратить чувствовать себя так отвратительно, так грязно из-за того, что случилось.
«— И что дальше? Неужели ты думаешь, кто-нибудь захочет сделать что-то с данной информацией? Уже слишком поздно что-то делать. Храни это в душе. Несмотря ни на что. Поверь мне», — щелкнул голос в голове.
— Я не хочу. Мне уже двенадцать, я стала сильнее! Я должна рассказать кому-то. Я должна изъять яд из моего разума. Я больше не могу держать это в себе.
«— Розали, никто не должен знать о моей болезни. Ты понимаешь? Ты единственная, кто знает. Это наш маленький секрет». — Его слова отдаются шепотом в моей голове.
— Я не хочу умирать.
«— Ты не умрешь, если сохранишь это только между нами».
Поток информации в моей голове слишком насыщен. Воспоминания… Слова… Голоса — всего этого слишком много.
«— Всего-то три года? Что может произойти? Ничего, вот что. Преодолей себя, иначе люди будут страдать. Тебе нужно смириться с этим и просто, нахрен, жить своей жизнью, маленькая девочка».
Раскалываясь пополам, все это истощало мою душу.
«Наш секрет».
Разорвана…
На части…
В считанные секунды…
Я потерла глаза, в надежде, что чем сильнее стану прижимать кулаки к векам, тем быстрее прекратятся ужасные видения в моей голове. Твою мать, это вовсе не то, что мне нужно сегодня ночью. Прошло
Я была маленькой девочкой, из которой воспоминания, словно яд, выходили сквозь поры, ночь за ночью. Сегодня от воспоминаний моя кожа была покрыта испариной, а одежда промокла насквозь. Единственное физическое движение, с которым я была в силах справиться, — это раскачивание взад-вперед. Я подтянула колени к груди, обернула руки вокруг ног и осознала тот факт, что именно действия одного монстра за один час, за один день, которые произошли одиннадцать лет назад, полностью разрушили жизнь, на которую я имела право.
Я заставила себя подняться и начала ходить по комнате. И поняла, если смогу найти место в этом мире, возможно, это поможет изменить мою реакцию на происходящее. Я не могла определить, почему мое тело предало меня, почему разум так жестко издевался надо мной, несмотря на крайнюю усталость. Я больше не хотела быть той маленькой сломленной девочкой. Я не хотела быть рабой ноющей боли, которая наносила намного больше шрамов душе, чем уже было изувечено мое тело физически. Я просто хотела вернуться к жизни именно на том этапе, когда еще не сковала свое сердце железными замками и стальными цепями. Я хотела вырвать из души весь мусор, всю ненависть и злобу, которую так глубоко похоронила в себе. Всю грязь, которая зародилась во мне от детской травмы, которая шла рядом со мной рука об руку; я была запятнана подлым ублюдком, который захотел похитить мою невинность и удерживать ее у себя как залог всю мою оставшуюся жизнь.
— Ро? Ты в порядке? — прошептала Сибил и повернулась, чтобы посмотреть на меня из своей постели.
— Просто не могу уснуть, — ответила я. Проблема совместного проживания с кем-то в однокомнатной квартире заключалась в том, что наши кровати находились в нескольких шагах друг от друга, нас разделяло лишь открытое пространство, которое мы условно называли гостиной.
— Тебе снова снятся эти сны? — Сибил оперлась на локоть.
— Да, но я пройду через это. Ничего такого, с чем бы я не была в силах справиться раньше.
— Ты не думала о том, чтобы сходить к одному из этих, как их, психоаналитиков? Ну, знаешь, эти типы, к которым ты идешь и вываливаешь все свое дерьмо, а они говорят тебе, сошла ли ты с ума и всякую прочую хрень, — сказала она, вертясь на кровати, приспосабливаясь, чтобы сесть.
— Нет, я всегда находила способы работать, несмотря на все то дерьмо, что творится в моей голове. Чем меньше людей знают о моих проблемах, тем легче мне о них забыть. Уверена, в аду мне не придется никому втолковывать, что тот долбанный день повторяется в моей голове вновь и вновь. Кроме того, у меня нет денег, чтобы заплатить какому-то мозгоправу, чтобы он вправил мне мозги, — ответила я правдиво. Все до последнего цента, что я копила, были предназанчены для того дня, когда я смогу избавиться от всего этого.