Слоны умеют помнить
Шрифт:
— Когда случилось это самоубийство, вы были там?
— Да, — кивнула мадемуазель Мохор. — Они, как обычно, ушли прогуляться и не вернулись. Их нашли мертвыми. Сначала думали, что их кто-то застрелил. Между их телами лежало оружие, принадлежавшее генералу. Обычно оно находилось в ящике стола в его кабинете. На нем были отпечатки пальцев и генерала и леди. И больше ничьих. Это и дало повод счесть их смерть за самоубийство.
— А вы, мадемуазель, согласны с этой версией?
— У меня нет оснований не доверять выводам полиции.
Пуаро
— Вы больше ничего не можете мне сказать? — спросил он.
— Боюсь, что нет. Ведь прошло так много времени.
— Но вы помните те дни?
— Такое трудно забыть…
— И вы по-прежнему полагаете, что Селии не стоит ничего рассказывать?
— А я больше ничего не знаю. И то, что знаю я, знает и Селия.
— Но вы же были с ними все предыдущее время, два или три месяца.
— Даже больше…
— Сестра леди Рейвенскрофт в это время тоже жила у нее?
Мадемуазель Мохор кивнула:
— Да, до этого она находилась на излечении в клинике. Но врачи сочли, что состояние ее здоровья улучшилось настолько, что она может находиться в семье. Селия была в школе и леди Рейвенскрофт пригласила сестру погостить у нее.
— Сестры любили друг друга? — спросил Пуаро.
— Трудно сказать, — мадемуазель Мохор нахмурилась. — Они были близнецами, и между ними была какая-то особая связь
— Что вы имеете в виду? — заинтересовался Пуаро.
— Это не имеет отношения к трагедии. Просто они были очень одинаковыми. Я имею в виду характеры, вкусы. Это свойственно близнецам. И в то же время порой у них возникали желания избавиться от этой похожести.
— Я слышал об этом. Любовь переходит в ненависть и редко в равнодушие. А сестра леди Рейвенскрофт очень была похожа на нее.
— Внешне их трудно было различить. Однако у них было совершенно разное выражение лица. У Доротеи оно было какое-то напряженное. И потом она с какой-то враждебностью относилась к детям. Со злобой… Не знаю почему.
— И из-за этого возникали кое-какие неприятности. Не так ли?
— Вам что-нибудь рассказывали об этом?
— Да. Мне говорили люди, которые жили в Малайе и знали обеих сестер. Как будто она толкнула ребенка в пруд и он утонул, после чего генерал отправил ее в Англию в психиатрическую лечебницу…
— Психически больной человек, — пожала плечами мадемуазель Мохор. — Она не отвечала за свои поступки.
— Да, — задумчиво проговорил Пуаро. — И все-таки, мадемуазель, я думаю, что вы знаете, что в самом деле произошло в Оверклифе. Или хотя бы, что происходило до этого. Скажите, а как генерал относился к каждой из сестер?
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказала мадемуазель Мохор. Выражение ее лица несколько смягчилось. — В молодости сестры были красавицами, и генерал сначала влюбился в Доротею, но очень скоро заметил, что она не совсем нормальная и быть с ней опасно. Его более
— Вы полагаете, что он любил и ту и другую? Или если быть точным, то сначала одну, а потом другую?
— Он был очень привязан к жене и был ей абсолютно предан. Нельзя отрицать также того, что он был интересный мужчина.
— Простите меня за вопрос, — сказал Пуаро, — а вы не были влюблены в него?
— Как вы смеете говорить такие вещи? — возмутилась мадемуазель Мохор.
— Смею, — дерзко ответил Пуаро. — Но я не думаю, что между вами были какие-то амурные дела, я думаю, что вы просто его любили.
Зили Мохор внимательно посмотрела на него и после некоторого молчания тихо сказала:
— Да. Вы правы… Я любила его и люблю до сих пор.
И мне нечего стыдиться этого. Он верил мне и полагался на мою преданность. Но он не был в меня влюблен и никогда не увлекался мною. А для меня любить его и служить ему было счастьем. Для меня достаточно было его доверия.
— И вы помогали ему в том горе, которое на него обрушилось. Вы не хотите быть со мной откровенной. Но прежде, чем встретиться с вами, я встречался и с другими людьми, которые знали Долли и Молли в разные периоды их жизни. И я думаю, что, когда на нее в очередной раз накатывало помешательство, ее охватывали ревность и ненависть… Я не думаю, что она забыла то, что генерал предпочел Молли. И я думаю, что она так и не простила этого сестре. А Молли ненавидела ее?
— О нет! Я бы так не сказала. Я думаю, все наоборот. Она глубоко любила и жалела ее. Она все время говорила, что Долли должна жить у них, и все время всячески старалась оградить ее от неприятностей, особенно когда на неё нападали приступы бешенства.
— Вы сказали, что она ненавидела детей. Вы думаете, что она не любила Селию?
— Нет. Я имею в виду ее младшего брата Эдварда. Дважды получалось так, что его жизнь была в опасности из-за дикого взрыва раздражения у Долли. Он был тогда маленький, и Молли очень боялась за него.
— Это понятно. Еще я хотел бы поговорить с вами о париках. Четыре парика. Все-таки это много для одной женщины. Я знаю, как выглядел каждый из них. Меня также интересует собака, которая сопровождала супругов на прогулке. И почему она перед этим укусила свою хозяйку леди Рейвенскрофт.
— Все собаки такие. Никогда не знаешь, чего от них ждать…
— Я хочу вам, мадемуазель, рассказать, что случилось в тот трагический день и что происходило раньше.
— А если я не стану вас слушать? — глухим голосом спросила мадемуазель Мохор.
— Вы будете меня слушать! Вы можете потом сказать, что мои предположения неверны, но не думаю, что так произойдет. Дело в том, что всем сердцем я верю, что правда об этом деле нужна. И это не прихоть. Она нужна Селии и Десмонду. Для их счастья важна эта правда. Они же любят друг друга! Так вы будет слушать то, что хочу рассказать?