Словами огня и леса Том 1 и Том 2
Шрифт:
Наконец он увидел вдали полотняный полушатер-полунавес под сплетенными кронами деревьев, фигурки стоящих и сидящих людей подле него. Тут Огонек остановился. Шатер охраняют наверняка, не то что внутрь не проскочить — и сильно ближе не подобраться. Только смотреть отсюда. Может, удастся взобраться на дерево — среди ветвей затеряться проще, и не маячишь как дорожная стела.
Подходящее дерево Огонек выбрал быстро, но залезть на него не успел. Кто-то стремительно вышел — почти вылетел из шатра и направился в его сторону. Не совсем, к с частью, и Огонька он не
На нем была одежда посла — длинная, багровая, с широким янтарного цвета поясом без всякой вышивки. Ткань одеяния закрывала руки до локтя, а на предплечье Огонек заметил темно-красный браслет — не мог припомнить такого. Бывший товарищ раньше старался избегать украшений. Или это знак совершеннолетия, раз он в числе послов?
Меньше полутора весен прошло с их последней встречи. Кайе вроде как не слишком изменился… и стал совсем не похож на себя прежнего. Постарше стал выглядеть, казался немного выше и сильнее, но это неважно. У него теперь взгляд был другим, и то незримое, что его окружало — Огонек различил даже издалека. Этот человек вряд ли мог смеяться, валяясь в ворохе листьев, устроить с полукровкой шуточную потасовку или учить его ходить на руках. Этот человек прихлопнул бы любого, как мошку лишь за неосторожное появление на пути.
Кто-то из высших сил подслушал мысли Огонька. Рядом с Кайе возник кто-то из южной свиты, судя по одежде — простой сопровождающий. Что он сказал, Огонек слышать не мог, но юноша отбросил его коротким ударом — тот сполз спиной по стволу. Перевалился на бок, пытаясь подняться, а Кайе не попытался помочь. Даже не удостоил взгляда.
Огонек пожалел, что здесь появился. А ведь Лачи предупреждал…
Он начал потихоньку отступать назад, благо, умел ходить так, что не хрустнула бы ни одна веточка.
Кайе обернулся и посмотрел в его сторону. Огонек нырнул за ствол дерева и перевел дух. Он так и не понял, остался ли незамеченным. Сам успел заметить только, как гримаса ненависти исказила лицо былого приятеля. Но, возможно, причиной тому были слова южанина — провожатого.
…Его подхватили, зажали рот — мальчишка успел лишь коротко замычать, и вскоре был уже на значительном расстоянии от шатра.
Огонька отправили в лагерь под надежным присмотром.
— Тебя привязать? — рявкнул один из охранников-северян, испуганный предстоящей взбучкой.
— Нет, — ответил Огонек, а сердце заколотилось — довольно, посидел как-то привязанным. Как ехали обратно, не осознал толком.
Все мысли вертелись вокруг одной и той же картины. Так быстро и часто она повторялась, что скоро видел только темно — красное пятно. А лагерь вокруг жил своей жизнью. Суетились прислужники, которых призвали из ближних селений, носили воду, отмывали котлы. Начинало смеркаться.
Скоро пришли остальные. Хараи — хмурый на редкость, попросту прошел мимо, позабыв про подростка. Шику тоже, а Кави и вовсе не было — его отправили на охоту. Зато Лачи остановился подле раскидистого дерева, подозвал полукровку.
Впервые Огонек видел Лачи столь откровенно злым.
— Скажи, ты намеренно пренебрегаешь распоряжениями, отданными для твоего же блага? Или и впрямь после Юга понимаешь разговор лишь на языке силы?
Огонек покусывал нижнюю губу, не зная, как оправдаться. Он и впрямь чувствовал себя виноватым, хоть сейчас и не мог целиком проникнуться этим чувством. И ведь Лачи — не Лайа, он отнюдь не высокомерен и не стремился при каждом удобном случае ставить подростка на место.
— Тебя стоило бы примерно наказать. И будь уверен, если бы не дела поважнее, эта выходка не сошла бы тебе с рук!
— Я… не подумал, — единственное, что сумел сказать полукровка.
— К сожалению, охранники оказались редкостными ротозеями… но я не могу их винить. Только безумный мог предположить, что ты полезешь туда, куда тебя вовсе не звали. — Лачи тронул висок, на котором сильно забилась жилка — Огонек не увидел, но почувствовал это: — Пойми, ты мог быть уже мертвым. Как и мы все, когда шли на переговоры. Но мы хоть знаем, ради чего рискуем, а ты?
Подросток вспомнил ненависть, на миг исказившую лицо бывшего приятеля. А Лачи продолжал:
— Знаешь, что сейчас было? — он рассказал о вызывающем поведении Кайе на переговорах, прибавив, что не к добру это все. Вряд ли южане отправили посланниками тех, кто не сможет утихомирить это создание.
— Он спас мне жизнь при первой встрече. Я не могу просто выбросить это из головы, — виновато с казал Огонек.
— Так ведь и ты его спас. Не думай о нем как о своем ровеснике, — Лачи все еще выглядел терпеливым. — С детства его учили нести смерть и получать от этого удовольствие. Вспыльчивый, неудержимый, жестокий…
— Да! — горько воскликнул мальчишка, невольно коснувшись шрама под ребрами. — Я знаю, я видел! Но он был и добрым со мной.
— Странная доброта, — Лачи смерил его взглядом. — Он делал с тобой все, что хотел, как с игрушкой. Он забавлялся, пытаясь пробудить в тебе Силу — чудо, что ты остался в живых — и за это ты благодарен? Конечно, теперь ты особенный…
— Не за это, — Огонек сжал руки, — И не такой уж особенный. Он подобрал меня в лесу, оборванного, ничего не помнящего. Думал, я прислан вами. Он мог убить, не просто мог — должен был; но вместо этого давал все, о чем я и просить не смел. Он защищал меня от своих же… — Огонек чувствовал нетерпение северянина. Лачи не понимает. Для него все перечисленное — прихоть избалованного мальчишки.
Огонек вспомнил песчаный круг и стоящих на коленях людей. К ним никто не собирался быть добрым. И этот взгляд — ведь не мог видеть сейчас полукровку. Значит, так смотрит теперь на всех? И тот, подошедший к нему — ведь он приблизился с поклоном, вряд ли говорил дерзости… А Кайе даже не обернулся, пока тот силился встать. Нет, больше нет никакого желания знать… этого человека. А ведь даже сейчас зачем-то пытался выгораживать перед Лачи… зачем?
Словно горькой мазью губы намазали:
— Я сделал большую глупость. Прости, эльо. Обещаю, этого больше не повториться.