Словарь Ламприера
Шрифт:
Назим внезапно ощутил незримое присутствие Ламприера, с усмешкой представляющего ему первого из своих двойников… Назим осторожно прокрался за штабелями ящиков и грудами досок, не спуская глаз с окна. Он хорошо запомнил, как юноша ждал в трактире назначенной встречи, гордо выпрямившись и запрокинув голову, а потом подошел к нему, втягивая голову в плечи, словно страус; дыра на его розовом пальто все еще не была зашита. В шуме разъяренной толпы едва ли кто-то услышал треск рвущегося сукна. Хотя Фарина и призывал к спокойствию, все же началась драка, и он, Назим, собственноручно вытащил юношу из свалки. Среди мятежников началась потасовка. Голос Фарины гремел громом. Этот оратор приобрел большой вес в городе, его присутствие ощущалось всюду — в лозунгах, испещривших стены города, в стычках, митингах и всяких уличных происшествиях, даже в дыре на пальто мальчишки. Под тонкой корой
И снова перед ним предстал Ламприер — маленький человечек смеялся над ним, делал ложные выпады, что-то бормотал. Назим впервые услышал это имя из уст наваба. Теперь этот день удалился в пространстве и времени. Приказ наваба звучал как смутные, чуть слышные возгласы, как тихие жалобы. Назим должен найти восьмерых и убить их, но теперь это стало его личным делом. Личным делом Назима и Бахадура. Назима и Ламприера. И даже так: Назима и женщины, жившей над его подвалом, или жен-шины, изображенной на портрете в медальоне, или тех двоих женщин, которые уже пропали. Более того, даже так: личное дело Назима и Ле Мара.
Мальчишка в очках, этот Лжеламприер, позже ушел из дома у пристани, унося в руках огромную черную папку. Назим проследовал за Ле Мара к дому с подземным ходом, и в следующие дни стал свидетелем многих событий.
После происшествия на причале прошло три дня. Началось с появления черной кареты. Последний раз Назим видел эту карету, когда она увозила женщину в голубом платье с улицы возле кофейни. И вот теперь карета вновь появилась из-за угла Тауэр-стрит и остановилась перед домом Ле Мара. Дверца кареты открылась, из нее вышел мощный мужчина с ястребиным носом и направился прямо к дому. Назим видел, как за ним захлопнулась входная дверь. Близился вечер, стало темнеть, но огни в доме не зажглись. Назим помнил о люке в подвале. Мужчина покинул дом уже за полночь. Карета стремительно рванулась с места. Назим прислушивался до тех пор, пока стук копыт по булыжнику не затих и не воцарилась полная тишина. Еще один из девятки, подумал Назим. Вернее, восьмерки, поправил он себя. Он никак не мог избавиться от навязчивого Ламприера.
На следующий день все повторилось, и Назим снова ждал в тени кареты рядом с дремлющими лошадьми. После полуночи окно на верхнем этаже осветилось, и через несколько минут Назиму пришлось поспешно слиться с каретой, потому что всего в двадцати или тридцати ярдах от него возник молодой человек, почти неразличимый в черном пальто, черной обуви и чулках и двигавшийся по улице прямо к дому. Дверь приоткрылась, и молодой человек вошел внутрь. Спустя час с небольшим он вышел, и свет в окне сразу погас. То, что скрывалось под крышкой люка, очевидно, не предназначалось для глаз этого ночного гостя. Они ему не доверяют, подумал Назим, видимо, второстепенный игрок.
В последующие два дня Ле Мара снова торчал на пристани, где Назим увидел странную картину: сначала ему показалось, будто усилия всех предыдущих месяцев стараются как можно быстрее свести на нет. Ящики, которые раньше грузили на борт «Вендрагона», теперь грузили уже с «Вендрагона». Но вскоре Назим заметил, что грузчики носили их без усилий. Теперь ящики были пустыми. Назим видел, как их сложили в большой фургон, который медленно двинулся по улицам к дому Ле Мара.
Здесь Ле Мара и бригадир со своими грузчиками вышли из фургона. К прежнему грузу добавились еще два ящика, они были больше, чем остальные. Грузчики шатались под их тяжестью. Фургон снова тронулся с места, и Назим последовал за ним; колеса прогремели по набережной Темзы, потом фургон двинулся на запад, к Лондонскому мосту, и проехал на другой берег реки. Затем он вместе с неотступно следовавшим за ним Назимом направился на юг; широкая мостовая сменилась лабиринтом маленьких переулков, который вывел их к Нэрроу-Уолл и лестнице Кингз-Армз. Тут фургон повернул и въехал во двор через широкие двустворчатые ворота. Назим прочел вывеску над воротами: «Фабрика камня Коуда». Небо весь день было свинцово-серым. Теперь в тучах на северной стороне неба появился просвет, сквозь который холодно сияли лучи зимнего солнца.
Из фургона выгрузили два больших ящика и с первого сняли крышку. Назим хорошо видел, как оттуда извлекли молодую девушку. Она не могла идти сама. У нее было что-то не так с ногами. Она казалась удивленной и весьма миловидной; ее длинные черные волосы волной ниспадали до талии. Двое мужчин понесли ее на руках и скрылись со своей ношей за углом большого кирпичного строения, ограждавшего двор с одной стороны. За ним высились сараи. За сараями тянулось еще одно, более низкое и широкое здание, переходившее во второй двор, точно такой же, как и первый. Ле Мара шел следом за теми, что несли девушку.
Второй ящик остался на земле позади фургона. Назим слышал, что в ящике шевелится и стучит что-то живое. Через несколько минут Ле Мара вместе с другими вернулся. Девушки с ними не было. Лицо Ле Мара ничего не выражало. Но его помощники с явной нерешительностью переминались с ноги на ногу. Раздался приказ, и они приступили ко второму ящику. Под руководством Ле Мара они тащили содержимое ящика наружу, и наконец им это удалось. Теперь коза стояла на земле, часто хлопая глазами, хотя свет был неяркий. Ле Мара быстро опустился на колени рядом с ней, и коза отпрянула в сторону, зашатавшись. Ее задние ноги подкосились, она упала, дернулась и затихла. Из горла у нее текла кровь. Двое мужчин подняли ее и понесли к сараям. Рваная рана в облаках затягивалась, надвигался вечер.
События продолжали развиваться. Появилась черная карета; она стремительно пронеслась по улице и въехала в ворота. Ле Мара подал знак. Потом за решетчатыми воротами возникла еще одна фигура, нерешительно топтавшаяся, не осмеливаясь войти. Под внимательными взглядами Ле Мара и Назима сюда шел Лжеламприер. Потом он остановился поодаль, никого не заметив, постоял немного и шагнул в ворота, за которыми начиналась кирпичная дорожка. Из черной кареты тем временем вышла (Назим не поверил своим глазам!) та же самая девушка — то же платье, те же длинные черные волосы. Но возможно, она и отличалась от той, первой, чертами лица? В сгустившихся сумерках увидеть это было бы трудно. Лжеламприер прошел между кирпичным зданием и сараями. Ле Мара взял девушку за руку. У нее было такое изумленное выражение лица, она смотрела с недоумением, словно свалилась с луны. Карета проехала дальше, во второй двор. Ле Мара повел вторую девушку между строениями тем же путем, которым пронесли первую. Назим осторожно крался, прячась за каретой и приближаясь к дальнему двору; наконец он миновал ворота и оказался у дальней стены здания, располагавшегося за сараями. Он следил из своей засады. Появилась девушка, прижимая что-то к лицу. Дверца кареты открылась, и мощного сложения мужчина потянул девушку внутрь. Она сопротивлялась. Назим увидел, как он ударил ее и строго, свысока посмотрел на нее.
— Ты свое дело сделала, — холодно произнес он, схватив ее за локоть. Девушка вырывалась. Мужчина втащил ее в карету, которая немедленно рванулась с места и исчезла. Назим услышал приближающиеся шаги; они все ускорялись, и наконец дверь здания распахнулась. Лжеламприер выскочил из нее и побежал через двор. Назим, скорчившийся за ящиками, не отрывал от него глаз. Мальчишка споткнулся, но удержал равновесие, потом опять споткнулся, упал, вскочил на ноги, проскочил в ворота и помчался еще быстрее вниз по улице. Назим на мгновение задумался, а потом рванул за ним следом.
Позже, лежа в тишине своего подвала, Назим не мог понять, что побудило его бежать за мальчишкой. Слежка за ним ничего не дала, а ведь он мог остаться на фабрике и выяснить, как здесь будут разворачиваться события и что будут делать Ле Мара и другие. Наблюдение за Лжеламприером ни к чему не привело. Пробежав несколько сотен ярдов, юнец выбился из сил и остановился, задыхаясь. Прохожие с удивлением смотрели на парня, который мчался, будто за ним гнался джинн. Отдышавшись, с рассеянным видом он нетвердой походкой побрел к ближайшему кабачку. Назим наблюдал через грязное стекло, как он заказал стакан бренди, потом еще один. Кто-то невзначай задел его, проходя мимо, и он, будто сорвавшись с цепи, разразился бранью и вцепился обидчику в волосы. Тот мигом свалил его с ног, и вот уже несколько завсегдатаев подняли его и вышвырнули за дверь. Разъяренный, он тут же вернулся, и, наверное, его настырность привела бы к более серьезным бедам, если бы какой-то человек в черном, появившись из глубины зала, не встал рядом с юношей. Они и вдвоем, конечно, не устояли бы против обозленных завсегдатаев, к тому же, видимо, знавших друг друга, но человек в черном повел себя так умело, что остановил расправу. Спаситель помог Лжеламприеру подняться на ноги и приветствовал его дружеским тычком. Потом они уже вдвоем опять пили бренди. Когда человек в черном повернулся, Назим узнал в нем того самого ночного посетителя, что приходил два дня назад в дом Ле Мара, — тот, которому, как подозревал Назим, Ле Мара не очень-то доверял. И теперь, без всякой надежды глядя, как ночной визитер и Лжеламприер пьют бренди, Назим по привычке тренировал наблюдательность, находя в лицах приятелей сходство, которое, впрочем, исчезало по мере того, как Лжеламприер делался мрачней и печальней.