Слово авторитета
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, что у тебя никогда не было с ним дел? — сделал ударение на последнем слоге Шибанов. — И деньги ты ему никогда не давал?
Лицо Сепиашвили заметно напряглось.
— Хорошо, было дело. Признаю, нэ за красивые глазки я помогал Мэрзоеву.
Тогда я начал развиваться, дэньги хорошие пошли. А тут на меня Закир наехал со своей бригадой. Они ведь всэ отморозки, хорошего разговора нэ понимают, для них обыкновенное дэло закопать человэка по горло в землю, а потом начать вэсти душещипательные бесэды. Вот Мэрзоев и навязался в посредники. Тогда
— Где сейчас может быть Закир?
— Нэ знаю, — тут же ответил Сепиашвили, и Григорию показалось, что в его голосе он уловил настоящий испуг. — У нэго в одной Москве несколько лежек.
А потом, любой из приятелей его укроет. Кто же может такому гостю отворот дать.
— Значит, ты ему платишь?
Григорий Шибанов, не моргая, смотрел прямо в глаза Допрашиваемого, стараясь подметить малейшее движение лицевых мускулов, и Алеко не выдержал — губы его растянулись в смущенной улыбке:
— Я живу по понятиям. Дэлюсь, с кэм надо. Когда я в Кичэ парился, то из общака хлебал, так почэму мнэ тэперь Нэ помочь тэм, кто сейчас за колючкой.
— Понятно. Так кто же все-таки приходит за деньгами?
— Картавый… Ленчик, — не без колебания проговорил Алеко Сепиашвили.
— А «ТТ» откуда?
— У Картавого купил, так, по случаю, — махнул рукой Алеко, — пускай, думаю, братья почувствуют сэбя настоящими джигитами. Им ведь бэз этого никак нельзя. Нужно же пэрэд бабами порисоваться, «пушки» показать. Крутыми представиться. Бабы от восторга пищат, а им лестно.
– И, улыбнувшись каким-то своим мыслям, добавил:
— Я сам был когда-то таким жэ молодым… и таким же бэзала-берным.
— Где можно найти Картавого?
— У нэго одна страстишка. Боулинг! Даже и нэ знаю, что он в нем такого нашел. Может гонять эти шары с утра до вечера.
— А ты не врешь?
— Начальник, о чем базар. Я ведь пэред тобой как на исповэди. Да я пред мамой своей в пять лет так нэ каялся, когда хрустальные чашки ронял вдрэбэзги.
— Это хорошо, — серьезно проговорил Шибанов. — Значит, ты еще не потерян для общества. Ну, чего, ребятки, застыли, — бодро обратился капитан к собровцам, — возьмите нашего друга под ручки да спровадите в воронок, там ему поуютнее будет. Да не забудьте «браслеты» нацепить.
— Послушай, гражданин начальник, я тэбя уважил, так почему ты мэня понять не жэлаешь.
Сухо и зловеще щелкнули на кистях Сепиашвили наручники.
— Пошел вперед, — подтолкнул в спину Алеко Карапузов.
— Мне бы хотелось, чтобы ты еще кое-что вспомнил. А камеры предварительного заключения очень прочищают мозги.
Глава 46.
ДЕВИЧЬИ БАСТИОНЫ БЕЛОГО ФЛАГА НЕ ВЫБРОСЯТ
Дверь открылась, и в комнату стремительно вошла Лизонька из информационного отдела, В комнате мгновенно запахло ароматом французских духов.
Один такой флакон стоил половину ее лейтенантской зарплаты, и Григорий всякий раз думал о том, что наверняка она имеет серьезных покровителей.
Строгая,
Казус заключался в том, что с Лизонькой у него так ничего и не получилось. Она просто не пожелала подпустить его к себе. И Григорию стоило немалых душевных и физических сил, чтобы уговорить ее снять с себя платье и прилечь с ним рядом, обещав при этом, что он не притронется к ней даже в том случае, если его начнет распирать от похоти.
С полчаса они лежали на кровати бок о бок. Григорий ощущал ее жаркое тело и искренне удивлялся своему терпению — кто бы мог предположить, что у него такая колоссальная воля. Шибанов не знал, почему ведет с ней разговор о ее благополучных родителях и младшей сестре вместо того, чтобы сорвать с нее узенькие трусы и овладеть ею грубо и безо всяких джентльменских условностей.
Еще через полчаса он осознал, что не является бревном, а в его жилах течет самая настоящая мужская кровь, которая требует от него немедленного совокупления. Понемногу он стал подбираться к ее прелестям и уговорил избавиться от тесного бюстгальтера. А когда взору предстали обнаженные упругие груди, каждая из которых не умещалась в его обеих ладонях, он почувствовал, что последняя преграда на пути осуществления его желания постыдно пала и он готов всецело отдаться обуревающим его душу порокам.
Потребовалось еще не менее получаса, чтобы наконец сорвать с Лизы темно-синие трусики и победно затолкать их далеко под матрас. Напрасно девушка апеллировала к прежним договоренностям и взывала к его джентльменству. Надо было быть просто глупцом или стопроцентным тюфяком, чтобы не воспользоваться предоставленным шансом. А потом, любое ее лопотание воспринималось Шибановым как обыкновенное женское кокетство.
Но самое страшное испытание началось позже, когда девушка скрестила ноги и не желала пускать его в свои недра. Обидно было, что Елизавета называла его при этом «милым» и «дорогим», просила немного подождать и привыкнуть друг к другу и совсем не хотела замечать его взбунтовавшейся плоти.
Через два часа утомительной борьбы он понял, что девичьи бастионы не выбросят белого флага и будут отстаивать собственную независимость до полного изнеможения.
Жаль, что получилось именно таким образом. Можно было бы провести ночь, которая бы запомнилась им обоим. Отношения могли бы перерасти во что-то более крепкое, чем поспешное совокупление на скрипучей раздолбанной кровати. И Шибанов, надевая трусы, дал себе слово больше никогда не устраивать Лизе ужинов в ресторане и держаться от нее подальше, ограничив общение до сухого приветствия. Он даже нашел в себе силы посадить ее на такси и на прощание приветливо улыбнуться, осознавая, что это последнее их интимное свидание.