Слово авторитета
Шрифт:
Алеко невесело хмыкнул.
— Видно, просишь плохо. Как к тэбе обращаться, гражданин начальник? — И как бы нечаянно посмотрел в сторону кузенов.
Его авторитет в их глазах значительно пошатнулся. Это было заметно по унылым физиономиям и настороженным глазам, усердно разглядывающим потертый паркет. Ребята, приехавшие со снежных вершин, туманно представляли психологию большого города и по-прежнему продолжали считать, что главным аргументом в споре с противником является нож в бок или пуля в голову. Им было невдомек, что главный секрет непотопляемости Алеко заключается в том, что он обладает талантом договариваться и умением искать такие решения, которые устраивали бы
Бычки сыграли свою роль, пора их списывать на убой. Тюрьма — очень неплохая школа для приобретения хороших манер, глядишь, и людьми потом станут.
А там он вновь возьмет их к себе, не отказывать же родственникам в помощи.
Через недельку-другую придется совершить вояж в родное село, благо у него осталось еще немало дальних родственников, каждый из которых мечтает поменять горные вершины на мостовые российской столицы.
Его земляки представляют Москву неким современным Клондайком, где даже в мусорной куче всегда можно отыскать парочку золотых слитков. Женщины в столице обворожительные, какие могут быть только на международных подиумах, и в то же время такие же доступные, как жрицы любви в храмах Вагины. Односельчане даже не предполагали, что каждый метр столицы поделен многочисленными группировками и отыскать в этом мире место куда труднее, чем найти чек на предъявителя в миллион долларов где-нибудь на оживленных перекрестках Уолл-стрита.
— Шибанов, слыхал о таком?
— А-а, уголовка, — протянул Сепиашвили, — прыхадылос. Мнэ кажэтся, что у нас получится разговор. О тэбе гаварыли харошие слова.
— Я бы тоже хотел, чтобы мы договорились. Григорий невольно улыбнулся.
Лесть выглядела прямолинейной, как кратчайшее расстояние между двумя точками.
Однако из уст Алеко она прозвучала непосредственно, будто бы откровение пятилетнего ребенка. Чем и подкупала. Сложно было сказать, что это: лукавый ход матерого преступника или наивность сына гор.
Взгляд, брошенный в сторону поникших братьев, был короткий, но им запросто можно было зажечь лампу мощностью в сто ватт. Капитану достаточно было и десятой части подобного заряда, чтобы сделать короткое распоряжение.
— Ну, что вы стоите? Уведите этих гавриков в машину. У нас еще будет с ними разговор.
В стороны мгновенно полетели окурки. Сто тридцать килограммов мяса качнулись, освобождая проход, и четверо собровцев, наполнив офис предостерегающим рычанием, вытолкали обоих кузенов из магазина.
— А ну пошел! Живее! Ноги в руки!
Пробившись через плотно закрытые двери, с улицы раздался глухой рык одного из братьев, а затем, словно ужаленный, зарычал и второй. Все обыкновенно — ребята из спецназа поднаторели в правилах хорошего тона.
Сто тридцать килограммов сплошных мускулов удобно расположились на диване, едва не заняв его целиком. Для Алеко оставался всего лишь крохотный уголок. Немного сбоку, опершись плечом о стену, стоял Евгений Половцев.
— Итак, я задаю тебе первый вопрос. Ты знал Мерзоева?
— Гражданин начальник, ты бы мнэ «браслэты» — то снял, а то больно жмут, — пожаловался Сепиашвили.
— Сними, — распорядился Шибанов.
Великан сунул руку в карман и едва не придавил соседа. Повернув ключ, он разомкнул наручники и небрежно прицепил их на пояс.
— Ну, я жду.
Алеко растер кисти и заговорил:
— Было дэло, знал.
— Насколько хорошо ты его знал?
— Бывало, встрэчались вмэсте, выпивали, но нэ более, гражданин начальник. У нэго свои дела, у мэня свои.
— Здесь ты лукавишь, Алеко, — обиделся Шибанов. — Ну к чему нам ссориться? Все-таки мы серьезные люди, кое-что
— Хм… вэрно. Ладно, что уж тэмнить, скажу, как было. Я за чужие грэхи нэ отвэчаю, а потом, ему все равно, — сдался Сепиашвили. — С Мэрзоевым вместе мы просидели один год в соликамской зоне. В это врэмя ее дэржали чэлябинцы.
Кавказцев там нэ признавали, гнули, как могли. Мэрзоев сам был с Урала и имэл нэмалый авторитет, к нэму прислушивались. А я тогда только по этапу прибыл. Это моя пэрвая ходка была. Вот вэчером они построили всех, кто прибыл. И начали растолковывать понятия. Говорил как раз Мэрзоев.
— Что именно?
— Как обычно. С обижэнными не контактировать, из рук у них ничэго нэ брать, администрации нэ стучать. Если есть бывшие мэнты, пускай выйдут сразу, потому что дальше еще хуже будэт. Все равно узнают. Сказал, чтобы отстегивали лавэ в «общак». Намного, кто сколько можэт. Потом прэдупредил, что если кто запалится и начнет водить дружбу с парашником, чтобы нэ обижались. Будут осваивать пэтушиный угол, потому что инструктаж провэли. А потом, пэред тэм как разойтись, он показал на мэня и сказал остаться. Признаюсь, мне тогда нэ по сэбе стало, думаю, чэго это он мной заинтэресовался? И когда вез ушли, он сказал, что хотэл бы поиграть со мной в шахматы. Я удивился и спрашиваю, откуда он про шахматы знает. А он мнэ показывает листочек, а на нем наши фамилии, клички и вообще все про нас. Тогда мэня это очень удивило. Только потом я понял, что тюрэмная почта куда оперативнее официальной. Пока мы в обэзьяннике сидэ-ли, наш фэйс срисовывали и смотрящему отправляли. Помнится, я тогда спросил, почэму это после некоторых фамилий по крэстику стоит? А он мнэ с улыбкой так отвэчает, что это бывшие мэнты. Им давали шанс, а они его упустили, так что для них сэгодня будэт брачная ночь с местными жэнихами. И спросил у мэня, а я бы нэ хотел поучаствовать в хороводе? Я отказался. В общэм, он был ломом подпоясанный. В авторитете, значит. Потом по его дэлу какие-то новые подробности открылись, ему новую статью накрутили, а я в тот раз на зону только в командировку сходил.
— А потом что?
— Потом? — Алеко пожал плечами и слегка пошевелился, пытаясь отвоевать немного пространства. Но атлант сидел на диване неподвижно, словно прирос. — Ну, как это бывает между зэками, обменивались малявами, тянули провода. Я откинулся и пэреехал в Москву. Здесь меня земляки встрэтили, помогли подняться.
А когда Мэрзоев отпарился, то сразу приехал ко мнэ, попросил помочь. Ну, я ему нэ отказал, помог по старой памяти. Выдэлил ему несколько киосков, вот он и стриг с них «капусту».
— И не жалко было? Сепиашвили презрительно поморщился:
— Киосков-то? Да у меня их нэсколько десятков, я им счет потэрял. А потом, для кореша нэ жалко. Вчера я ему помог, завтра он бы мэня бы выручил.
Здесь такое дэло. А потом, он в этом мире был нэ последний человек, знался с ворами. А это многого стоит.
— Тебе приходилось встречаться с Закиром Каримовым?
— А-а, вот ты о чем? Так сказать, прослэдил цепочку. Если Вася был в пристяжи у Закира, а мы с Васей приятэли, слэдовательно, я работаю на Каримова? Нэт, это нэ так. Я сам по сэбе. У мэня своя устойчивая репутация, свое дэло. А у Закира своя дорога. Если я созидатэль, то он разрушитэль, мнэ с ним работать не с руки, — Сепиашвили заметно нервничал.