Слово авторитета
Шрифт:
Ждать пришлось недолго, уже после четвертого гудка трубка отозвалась голосом полковника Крылова:
— Слушаю.
— Товарищ полковник, это Захар вас беспокоит.
— Ты что, лейтенант, сдурел, что ли? Ты знаешь хоть, сколько сейчас времени? Или ты думаешь, что мне твой бас приятно слышать в любое время дня и ночи? Распустил я вас, однако!
— Тут такое дело, товарищ полковник… Ну, в общем, все уладилось…
Извините, что так получилось. Так я завтра в охрану иду?
— Здесь все продумать нужно. Не хотелось бы мне, чтобы твои неприятности скоропостижно
Дом, в котором жил покойный Мерзоев, оказался в Западном округе на улице Багрицкого. Не сказать, что какой-то уж престижный район, но глухоманью тоже не назовешь. С одной стороны — Можайское шоссе, с другой — петляет Сетунь.
Шибанов уверенно поднялся на второй этаж и позвонил соседям Мерзоева.
Дверь открыли не сразу. Поначалу он слышал робкое топтание и почти физически ощущал, как его рассматривают через «глазок», после чего недружелюбный женский голос сдержанно полюбопытствовал:
— Вам кого?
— Я из милиции, — придал своему голосу спокойную уверенность Шибанов и для пущей убедительности развернул удостоверение. — Интересуюсь вашим соседом Мерзоевым.
Дверь открылась через пару минут. Очевидно, хозяйка все еще терялась в подозрениях. Наконец вера в гуманизм взяла верх, и женщина осторожненько, опасаясь коварного подвоха со стороны нежданного гостя, приоткрыла дверь.
Соседкой Мерзоева оказалась брюнетка лет пятидесяти пяти, с густыми, явно крашеными волосами. Лицо приятное, даже располагающее, но во взгляде, подозрительном и колючем, ощущалось недоверие ко всему мужскому роду.
— Так, значит, вы к Васеньке?
— Да. Ваш сосед скончался… И мы расследуем причины его смерти, — не стал вдаваться в подробности капитан.
— Какой кошмар! Какой кошмар! — картинно ухватилась ладонями за щеки женщина. И ее голова, в знак наивысшего траура, принялась потихонечку раскачиваться из стороны в сторону.
Однако Шибанов прочитал иное — в ее глазах просматривалась скрытая радость: вместе с уходом соседа наступит конец его многочисленным пьянкам за полночь и оргиям с визжащими девками.
— Вы его хорошо знали? — мягко прервал стенания женщины Григорий.
— Обычно… Как это бывает между соседями. Здравствуйте и до свидания, — от прежнего сочувствия остался лишь грустный голос, а глаза, по-молодому озорные, блестели девичьим любопытством, — но мужчина он был обходительный, и вперед пропустит, и слово приветливое скажет. Мне даже показалось, что он слегка заигрывал со мной, — не без жеманства ответила женщина.
— А к нему кто-нибудь приходил?
— Приходили… Девушки. Разные. Оно и понятно, все-таки мужчина он был интересный. Оставались у него подолгу, бывало, до следующего утра.
— А постоянные женщины у него были? Соседка задумалась:
— Не думаю. Как ни откроешь дверь, у него все разные, — невольно ее губы слегка дрогнули, выказав брезгливость.
— А из мужчин у него кто-нибудь бывал?
— Ах, вы об этом… — удивленно вскинула брови женщина. — Не думаю, мне кажется,
— Вы меня не так поняли, — чуть улыбнулся Григорий. — Может, к нему приходили какие-нибудь приятели, друзья? Может быть, вы слышали, о чем они говорили?
— К нему в основном приходил один такой мужчина:
Явно не русский, не то татарин, не то башкир, не поймешь! Голова у него такая круглая, вроде как бритая, а может, лысая. А смотрит так, будто душу наизнанку выворачивает. Мне показалось, что он у них за старшего был. Васенька смотрел на него с уважением. А когда этот нерусский говорил, то Вася все больше поддакивал.
Шибанов вытащил фотографию Каримова.
— Это случайно не он?
Женщина осторожно взяла снимок и сделала небольшой шаг вперед. Отчасти причина ее нерешительности прояснилась: ее домашний халатик был необыкновенно коротким, из-под него выпирали толстоватые ляжки. То, что пошло бы восемнадцатилетней девочке, никак не вязалось с обликом женщины, давно распрощавшейся со своей пятидесятой весной.
Григорий сделал вид, что не замечает ее легкомыслия.
— Он! — уверенно произнесла она. — Вместе с ним еще приходил один…
Как сейчас их называют, лицо кавказской национальности. Сам молодой такой, не больше двадцати лет, а глазками так стреляет, как будто в постель затащить хочет.
— Ас вами сосед случайно не делился, чем он занимается? — с некоторой надеждой спросил Шибанов.
— У нас такого разговора не было… Но знаете, я его несколько раз видела у Курского вокзала с тем самым кавказцем. У меня там племянница живет, вот я к ней и хожу через вокзал. Они там все около киосков вертелись. Мне даже показалось, что они там главные были. Как сейчас говорят, «крыша» вроде.
— Вы уверены, что у Курского вокзала был именно ваш сосед?
— За кого вы меня принимаете, молодой человек? Или вы думаете, что перед вами выжившая из ума старуха?
Вопрос напоминал вызов, и Шибанов благоразумно решил его не принимать:
— Нет, ну что вы! Вы совсем еще молодая женщина. — Возмущение получилось совсем искренним.
— Уверяю вас, это был именно он! Я, слава тебе господи, не слепая.
— А вы не заметили, скажем так, ничего настораживающего в поведении его гостей?
— Ну… люди они молодые, случалось, конечно, всякое, не без того, — сдержанно сказала женщина. — Однажды, помню, часа два ночи было. Слышу какой-то пронзительный визг. Сплю я очень чутко, проснулась. Подхожу к двери, смотрю в «глазок». А на лестницу голая девушка выбежала, а за ней двое мужчин. И побежала не вниз, как это сделала бы на ее месте всякая другая, а наверх, откуда и убежать-то сложно. Так вот, за ней двое мужчин… тоже раздетые, с золотыми зубами. И волокут ее обратно в комнату. И что меня удивило, никакого недружелюбия на лице девушки и в помине нет, а даже наоборот, словно довольна такой игрой. Ну, я их понимаю, молодые, — несколько жеманно заключила женщина, манерно поправляя рукой волосы, отчего ее ноги оголились еще больше. И у капитана возникло стойкое подозрение, что под халатиком у собеседницы только восторженная плоть.