Слово – автору. Как человек становится творцом (сборник)
Шрифт:
Здесь, конечно, другой случай. Так что герои были разные. И антигерои тоже. Жизнь подкидывала ситуации.
– Кто еще остался в памяти?
– Статья называлась «Миражи прошлого». Там был другой герой: знатный верблюдовод, орденоносец, выдающийся деятель всего и вся, которого чуть ли не на руках носили. Это с одной стороны – с официальной точки зрения. А с другой – он воровал верблюдов у соседей. К себе пригонит, заново перетаврит и за своих выдает. Пострадавшие пытаются милицию на него натравить – ему все побоку.
Вот он такой степной разбойник – барымтач. И в то же время – уже орденоносец. Следователь, который мне это дело слил, искренне возмущался: как же уважаемый человек так себя вести может!
– То есть тему эту вам подсказали сами правоохранители?
– У меня были среди них полезные связи. В этом случае друг-адвокат познакомил с милицейским следователем. С упертым казахом, который в правду верил, в справедливость, в советскую власть – такие тоже были. И он этой историей поделился. На верблюдовода написал заявление сосед – молодой парень, который только начал работать в этой сфере: мол, он у меня украл восемь верблюдов, поставил на них свою метку и не отдает. А следователь, не зная броду, сунулся в воду – начал разбираться. Его на ковер вызвали: ты совсем охренел? Знатного верблюдовода хочешь в тюрьму посадить? Он разозлился: ну ладно, тогда корреспондентам расскажу. И адвокат меня с ним свел.
А потом уже я стал копать. Раздобыл старое уголовное дело: оказалось, раньше этот барымтач маму родную топориком зарубил. Старуха, говорят, тоже была вредная, злобная. А он такой горячий, взрывной – яблоко от яблони… Видно, поцапались. И вот он ее ухандокал.
Однако от уголовной ответственности его избавили. А после этого еще и следы замели – сменили ему одну букву в фамилии: был Кутбанкулов – стал Курбанкулов. Вроде как судили и не его вовсе.
В показаниях он указал, что мама сумасшедшая была и с собой покончила – выскочила, схватила топор и давай в гневе себя рубить. Как унтер-офицерская вдова. Поверить в такую версию невозможно: я видел фотографии погибшей. Руки ее изрубленные, лицо – она, похоже, от него закрывалась. Но официально власть его оправдала.
А коррумпировал он их по-простому. В Казахстане самым выдающимся продуктом в то время был напиток из верблюжьего молока – шубат. Встретить им гостей считалось у казахской элиты высшим полетом. Это не какой-нибудь там кумыс. И вот наш герой поставлял его в обком партии. Первому секретарю обкома товарищу Аухадиеву. Даже самому Кунаеву на дачу возил.
Поэтому, когда его судили за барымту, они с адвокатом просто сразили всех наповал: достали фотографию Кутбанкулова рядом с первым секретарем ЦК компартии Казахстана. Мол, как вы можете судить такого человека? Который стоит на фото рядом с Динмухамедом Ахмедовичем!
Тут судья и остальные присутствующие за голову схватились – и дело рухнуло.
В статье я все это описал. И пытался понять: как один и тот же человек может быть орденоносцем, передовиком, депутатом – и настоящим степным разбойником, с которым никто ничего сделать не может. Мне потом присылали опровержение, что я великого деятеля оболгал. А герой статьи ездил жаловаться на «Комсомолку» в Москву – в ЦК партии. В одном самолете с ним летели. Но, собственно говоря, чем его, кроме этой статьи, можно было ущемить? Так он и остался безнаказанным.
Тогда был уже конец советской власти. И я задумался: зачем мы продолжаем лезть к этим людям со своей меркой? У них же свои обычаи, порядки, нравы. Представил себе: у моего разбойника 13 детей. Вот посадят его. И что будет есть эта орава? Все равно они не изменятся. На место этого вора придет другой. И может, тот самый парень, который жаловался на наглого соседа-грабителя, спустя какое-то время сам начнет чужих верблюдов гонять. Это другая жизнь. Другой уровень развития общественных отношений. Другая ментальность. Но все эти соображения в Москве из моей статьи вырезали.
– Встречались ли вы со своим героем на этапе подготовки материала?
– Конечно. Это было обязательное требование. Если ты пишешь про кого-то плохо, обязательно должен поехать и встретиться с этим человеком.
Отправился я в степь. Была у меня служебная «Волга», шофер. Сначала наведался к тому парню, который пожаловался на разбойника. Он по такому случаю барашка зарезал, сварил. Угостил меня как следует. Потом проводил до стойбища соседа – показал, где тот живет.
Я отправился к нему. Загон, верблюды стоят. Выходишь из машины – хозяева видят: приехал большой важный человек на белой «Волге» с номером «007 АТА» – такие были у правительства Казахстана. Стучишься в дверь – жена открывает. Представляешься: такой-то, такой-то. Приехал встретиться с главой семейства. Отвечают:
– Его дома нет.
– А когда будет?
– Скоро приедет – через час-полтора.
– Я подожду.
Сел в комнате. Конечно, никто мне ни чаю не налил, ни слова доброго не сказал. Оно и понятно. Обычно казахи гостеприимные, но тут ясно, что приехал хрен московский под них копать. А я обязан исполнить свой журналистский долг. Жду. Кто его знает: приедет сейчас барымтач – тот же топорик схватит, саданет меня по башке и напишет потом в показаниях, что корреспондент сам себя изрубил.
А вот и он. Приехал, вошел. Поджарый, как зверь степной. Видно, что не из нашего мира человек. Настоящий разбойник.
Я стал задавать ему какие-то вопросы: как было это, а как то? Он невнятно отвечал. Здесь ведь важно даже не то, что он скажет. Ты обязан приехать, чтобы лично с ним поговорить. Может, он мне открыл бы глаза, тайну какую-то, которая все мое мировоззрение перевернула. Понятно, что этого не произошло. Все белыми нитками шито: и маму он зарубил, и верблюдов воровал. Но я его слова записал, с чистой совестью опубликовал статью.
– Какие варианты взаимодействия с героем встречались в вашей практике чаще: сотрудничество или конфронтация, как здесь?
– Имя можно было сделать только на том, чтобы ставить острые проблемы, показывать отрицательных героев. Поэтому чаще получалась борьба, когда ты под них копаешь.
Но встречались и другие случаи. Например, статья «Чемкенская пленница». Она плохо вышла в Москве – сильно порезали. Однако сам по себе этот опыт очень интересен. На таких примерах ты учишься видеть другой народ, другие отношения, другую жизнь. И начинаешь понимать, что, может быть, и хорошо, что они от нас отделились – живут, как считают нужным. Потому что коммунистическая идеология этих людей сверху чуть помазала, а внутри они какие были, такие и остались.