Слово и дело
Шрифт:
Я мысленно усмехнулся. Конечно, слухи о своем переводе в Киев полковник Чепак наверняка распространял сам, но вот мечта у него такая была. Он явно засиделся в Сумах и очень хотел свалить отсюда куда угодно, но, желательно, в направлении столицы УССР.
— Премия и квалификация — дело хорошее, — нейтрально сказал я. — Если поручите, приложу все силы. Но я никогда…
Я не стал говорить окончание этой фразы — «никогда этим не занимался», поскольку и так всё было понятно.
— Вот и займешься…
— Так точно, Трофим Павлович! — я даже подскочил с табуретки, держа гитару у ноги — как ружье.
— Да вольно, вольно, — он махнул рукой, но я видел — начальник остался доволен моим показным рвением. — Посмотрим, на что ты способен…
Последнюю фразу он произнес очень ворчливо, как глубокий старик, каким он, разумеется, не был. Пятьдесят восемь лет для человека, прошедшего войну — возраст расцвета, ему и на пенсию в шестьдесят, по-хорошему, уходить рановато. Но это определял не я — и даже не сам Чепак.
— Ладно, Виктор, хватит на сегодня музыки. Где там у тебя закуска?
Я мысленно вздохнул. Начинался серьезный разговор.
* * *
Несмотря на всю свою показную фамильярность, полковник Чепак не был душкой. И его отношение к тому, что я изредка позволяю себе игнорировать его просьбы-приказы, тоже ничего не значил — мы оба понимали, что в нужный момент я подчинюсь, а он может быть уверен, что я выполню приказ. Может быть, не любой — вряд ли я заставлю себя убить ребенка. Но я надеялся, что такого Чепак приказывать и не будет.
В общем, мы с ним играли в начальника и подчиненного, не заигрываясь и не позволяя этой игре слишком повредить нашей работе. Впрочем, мы и о работе говорили лишь несколько раз — в основном по текучке, без глубокого вникания в то, зачем я вообще был прислан в Сумы. Все эти три недели Чепак делал вид, что я всю жизнь работал в его управлении, а я делал вид, что именно так и обстояли дела. Но и он, и я знали, что это не так. Просто он присматривался ко мне, а я, в свою очередь, присматривался к нему. Но когда-нибудь мы должны были сделать выводы, и я был уверен, что Чепак успеет первым. Впрочем, я и не собирался торопиться.
— Ты почти не пил на мероприятии, — заметил он, когда я вытащил из шкафчика пару небольших, на полсотни грамм, рюмок и наполнил их коньяком.
Коньяк был крымским — в этом отношении Чепак явно был патриотом.
Бутылка была «с винтом», так что я открыл её без особого труда. Ну а нарезать немного колбасы, сыра и хлеба и выловить из банки хрустящие огурчики было ещё проще.
— Считал, что не вправе злоупотреблять, — ответил я. — Пару рюмок — можно, больше уже опасно. Меня так учили.
— Ох уж эти москвичи… — проворчал полковник и немедленно выпил, не обратив внимания, что моя рюмка осталась стоять на столе. — Слышал я о твоем начальнике… хорошее слышал. Тоже через СМЕРШ прошел, тоже многое повидал… Не встречались с ним, правда, когда он в Москву попал, я уже тут сидел… А ты что скажешь?
— Он жесткий, но справедливый, — честно ответил я. — А вы… вас я знаю меньше месяца, не буду судить. Но, надеюсь, эти полгода будут конструктивными.
— Хе… конструктивными! Вот заберут меня в Киев, пришлют сюда нового — тогда и поговорим об этом твоем конструктиве!
Он снова плеснул себе коньяк и опрокинул рюмку, занюхав его хлебом и полностью проигнорировав всю остальную еду.
— А что, вас действительно в республиканское управление переводят? — осторожно спросил я.
— Тоже слухи слышал? — Чепак прислушался. — Не слушай, ерунда это. Об этом постоянно судачат, да толку-то… Такие переводы в один день происходят, утром позвонят — вечером уже с чемоданом добро пожаловать. У нас всё иначе устроено, не как в Москве. Тебе сколько дали на сборы?
— Две недели.
— Вот, вполне по-божески, — он одобрительно кивнул. — И дела можно закруглить, и собраться нормально. А я сюда уехал прямо из управления, в чем был и без вещей… Но хорошо, что сюда, а не в другие края, отдаленные… Хотя могли и иначе…
Я деликатно промолчал — да и что тут скажешь. Впрочем, он лишь подтвердил то, о чем я и так догадывался — в Сумах этот полковник оказался совсем не по своей воле, хотя и принял ситуацию, не встал в позу и не заявил, что лучше смерть, чем такая ссылка. Но, думаю, если бы тому же Берии предложили выбор, он бы тоже предпочел Сумы безымянному бункеру в штабе Московского военного округа. [1]
— Ты, Виктор, всё же выпей со мной, сейчас можно, ведь под присмотром целого полковника КГБ находишься, — как-то слишком наигранно сказал Чепак.
— Да, это серьезный аргумент, — согласился я.
Я поднял рюмку и он дзынькнул по ней своей, и мы выпили — я опять не до дна. И подумал, что если бы не смерть Сталина и последующие события, этот полковник сейчас был бы минимум генерал-лейтенантом. Но в пятидесятые и шестидесятые очень многие из «стариков», которым было лет по сорок, остановились в званиях, продолжая расти в должностях — такой была политика партии и правительства, которые тогда возглавлял Хрущев. Лишь в последние годы в госбезопасности снова начали раздавать генеральские погоны, что правильно. Если рассуждать здраво, областное управление — это не полк, а, как минимум, дивизия, пусть и кадрированная. А в Москве и области — и вовсе армия, которую сейчас возглавляет всего лишь генерал-майор.
— Трофим Павлович, — я решил бить первым. — Кто такой Иван Макухин? Завотделом науки и учебных заведений. Он сегодня упорно пытался установить со мной контакт.
Чепак поднял на меня тяжелый взгляд, и я понял, каким будет ответ, ещё до того, как услышал его.
— Никто, — проговорил полковник. — Не трать на него время. Ты же про это хотел спросить?
— Если вы прикажете, Трофим Павлович, то не буду тратить, — ответил я. — Но мне интересно, что он за человек.