Слово и дело
Шрифт:
В памяти Орехова я не нашел ни одной его попытки перевезти мать в Москву или как-то улучшить условия её проживания в Сумах, хотя сходу мог придумать несколько вариантов и того, и другого — конечно, речь шла не о покупке отдельной квартиры, на это накоплений на сберкнижке не хватало. Почему-то в СССР жильё стоило одинаково и в столице, и в самой глухой провинции.
— А баб Таня ему и говорит…
Меня откровенно разморило после домашней еды, и я слегка поклевывал носом под очередной рассказ чужой для меня женщины про чужих и незнакомых людей. Ещё немного таких «баб Тань» — и я отрублюсь прямо на такой удобной тахте. Правда, мать Орехова я предупредил, что мне надо сегодня ещё и на работу успеть, так
— Мамо, — Орехов так обращался к матери, и я не стал рушить эту традицию, — а расскажи об отце?
— Ой, да что там рассказывать, — она легко перешла на предложенную мною тему. — Был и был, а потом сплыл.
— А как сплыл? — не отставал я.
Мне почему-то стало интересно.
— Да просто всё… тогда всё было просто. Дали задания, он в одной группе, я — в другой, ушли. Мы вернулись, они нет…
— И не ждали?
— Почему не ждали — ждали, сколько могли, — она отмахнулась, как от назойливой мухи. — Но недолго, долго нельзя было. Если провал и кто-то заговорил — всё, ноги в руки и вперед, на новое место. Секреты оставили, но никто не пришел — ни наши, ни немцы. Ты на него похож очень, особенно сейчас… ему как раз столько лет было…
В принципе, информации было более чем достаточно, чтобы идентифицировать Алексея Иванова, погибшего — или, скорее, пропавшего без вести тогда-то и тогда-то в таком-то районе. На память опять пришла Тонька-пулеметчица и её РОНА — под Брянском были не только партизаны, но и совсем наоборот.
— А с… — я чуть запнулся, прикидывая нужную формулировку, — С войсками из Локоти доводилось сталкиваться?
— Это волостные что ли? — переспросила женщина. — Доводилось, и не раз. Хуже немцев были, но и мы их не жалели…
Я замолчал. Судьба у матери Орехова была… врагу не пожелаешь. Впрочем, тогда вся страна прошла через что-то подобное, хотя и не всем довелось смотреть на врага через прицел. А потом, после Победы — попытки наладить мирную жизнь, которая тоже оказалась далеко не сладкой, а для кого-то остается такой и поныне, хоть и прошло уже 27 лет. Я подумал, что надо что-то сделать для неё — хотя бы квартиру выбить, пока я здесь. К тому же так одна из соседских семей получит дополнительную, приличную по площади комнату — по нынешним меркам и это хорошо.
* * *
По знакомым «моему» Виктору дорогам я шёл неспешно, позволяя мыслям свободно перемещаться внутри головы. Одновременно рассматривал старинные особняки, оставшиеся от старой жизни, разбитые дороги и буйные сады, которые только готовились зацвести — и думал о войне и её последствиях, пытаясь понять логику того человека, который убил лесника из РОНА.
Чепак сказал мне не слишком много, давая это задание, поэтому я воздерживался от глобальных выводов. Но если принять верной версию о мести спустя почти тридцать лет, то получается нестыковка на нестыковке. Например, оружие — неведомый мститель мог, конечно, найти схрон времен Великой Отечественной, и наверняка в Сумской и Брянской областях таких заначек было великое множество, но стал бы кто-нибудь во время войны прятать там немецкий пистолет с ограниченным запасом патронов? Я сомневался в этом, но для подтверждения мне нужно было поговорить с хорошим экспертом по партизанской и диверсионной деятельности. В пределах досягаемости был тот же Чепак, но вряд ли он скажет что-то ещё. Теоретически я мог бы позвонить полковнику Денисову, но, насколько я помнил, он воевал на других направлениях, и не с той, а с этой стороны фронта. Впрочем, он мог свести меня с кем-то, кто был в курсе этой проблемы… Я мысленно записал это
Возможно, этот мститель использовал свой собственный ствол, заныканный с той же войны — не один же Чепак сумел добиться такого права? Но это был риск, особенно если этот ствол нелегальный. Впрочем, если он избавился от него вскоре после совершения убийства, мы могли искать орудие мести до посинения — и ничего не найти, ведь никто в здравом уме не разрешит тралить все мелкие и не очень мелкие речки в окрестностях Ромн. К тому же я сомневался в технической возможности подобной операции — если только привлечь воинские инженерные части, что тоже было той ещё проблемой. Войска Киевского военного округа не были предназначены для удовлетворения любопытства отдельно взятого капитана КГБ из управления Сумской области, тем более командированного сюда из Москвы. То есть мне надо было идти другим путем.
Другой путь был… другим. Я мог предположить, что лесника убил никакой не мститель из числа его жертв — такому проще было сообщить в компетентные органы о том, что такой-то член армии Каминского преспокойно живет там-то и там-то, и наслаждаться суровым советским правосудием. А если убийцей был ещё один член РОНА, заброшенный в СССР с целью наладить подпольную борьбу с советской властью? Он пришел к своему старому «боевому» товарищу, тот его закономерно послал — мало кто способен променять четвертьвековые прятки на какие-то мгновения настоящего дела — и получил в ответ пулю. Тогда наличие «люгера» в схроне более вероятно — раз уж его устраивали немцы или немецкие прихвостни. Правда, в этом случае придется признать неприятный факт продолжения деятельности антисоветского подполья в этих краях — в добавок к бандеровцам, которые окопались чуть ли не Сумском обкоме партии, что вряд ли признают на самом верху…
На этом я был вынужден прекратить тешить свою паранойю, потому что добрался до цели этой прогулки — небольшого домика на Пришибе, в котором обитал мой подчиненный, капитан Сухонин, с женой и семьей взрослого сына. Впрочем, у семьи сына был отдельный вход, отчего дом напоминал коммуналку, в которой прошло детство «моего» Виктора.
Глава 7
«Крепче стали стал»
Дом этот Сухонины купили в начале пятидесятых. Там была какая-то невнятная история с отказом от служебной квартиры и выданным вместо неё пособием, которое и помогло заплатить за просторную кирпичную пятистенку с дубовой пристройкой и почти десять соток приусадебного участка. Но я даже вникать не стал во все эти перипетии, поскольку квартирный вопрос портил не только москвичей и не только во времена Булгакова, а этой семье, на мой взгляд, повезло — и исполать им. В этом доме и на этому участке они вырастили трех детей, двое из которых уже давно покинули родные края и теперь жили почти в столицах — одна в Киеве, а второй — в Ленинграде.
Жена Сухонина работала на заводе имени Фрунзе, который в Сумах считался градообразующим, но в невысокой должности. Сын — там же, но уже инженером, мастером участка с перспективой карьерного роста. Сноху своим родителям он нашел там же, не отходя от рабочего места, но сейчас она уже была в декрете, так что скоро мой капитан будет уже дважды дедом — ещё один его внук был коренным ленинградцем в первом поколении и со временем мог, наверное, оказаться в той среде, которая выплеснула из себя Цоя. Впрочем, те времена наступят лишь через десяток лет.
Я же заглянул в этот богом забытый район города по той же причине, по которой меня навестил полковник Чепак — мне нужно было понять, чем живет мой подчиненный, а это лучше сделать в выходной день, заявившись к нему домой с необъявленным визитом.
В Москве подобные визиты не были в ходу, по причине чрезвычайно раздутых штатов в отделах — если бы полковник Денисов начал обходить всех своих подчиненных, он бы потратил на это минимум год, всего лишь добравшись до середины списка. Но поскольку это не входило в его должностные обязанности, а текущую работу делать было надо, то весь процесс происходил бы ещё медленнее и печальнее.