Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
Шрифт:
Особый колорит этому громкому делу придало то обстоятельство, что уволенный профессор российской и латинской словесности Александр Иванович Галич (1783—09.IV.1848) преподавал в 1814—1815 годах в Царскосельском лицее и был одним из любимых профессоров у лицеистов. Пушкин обожал своего наставника, способствовавшего написанию «Воспоминаний в Царском Селе», упомянул его во второй главе «Евгения Онегина» и посвятил ему несколько стихотворений, в том числе: «К Галичу» («Пускай угрюмый рифмотвор») и «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец молодой») – оба 1815 года. Галич подвергся гонению со стороны ректора университета за книгу «История философских систем», которая, по мнению Кавелина, «подобна тлетворному яду». Ректор повел профессора в церковь, где священник читал над ним молитву и кропил его святой водой.
Пушкин не остался равнодушным к судьбе своего учителя и откликнулся на это безобразное поведение директора Университета, «посвятив» ему несколько сатирических строк в стихотворении «Второе послание цензору» (1824 год):
И даже бедный мой Кавелин-дурачокКреститель Галича, Магницкого дьячок.У А. С. Пушкина были и ранее неприятности, связанные с «деятельностью» реакционера Д. А. Кавелина. Дело в том, что
«Кстати о Беллоне: когда вы увидите белоглазого Кавелина, поговорите ему, хоть ради вашего Христа, за Соболевского, воспитанника Университетского пансиона. Кавелин притесняет его за какие-то теологические мнения и достойного во всех отношениях молодого человека вытесняет из пансиона, оставляя его в нижних классах, несмотря на успехи и великие способности. Вы были покровителем Соболевского, вспомните об нем и – как кардинал-племянник – зажмите рот доктору теологии Кавелину, который добивается в инквизиторы…» [209] .
209
«Кстати о Беллоне…» – Беллона – богиня войны в древнеримской мифологии, супруга (или дочь) Марса.
«…хоть ради вашего Христа…» – намек на службу Тургенева (далее названного «кардиналом») по духовному ведомству.
«Инквизитор» Кавелин преследовал также и брата поэта Л. С. Пушкина, похоже, за то, что он был другом Соболевского, а по мнению А. И. Тургенева, о чем тот писал П. А. Вяземскому, больше за то, что Лев Сергеевич был братом Александра Сергеевича. Похоже, что у Пушкина давно сложились неприязненные отношения с Д. А. Кавелиным, «поскольку оба они были членами «Арзамаса» (под псевдонимом «Пустынник» последний напечатал несколько незначительных произведений в «Аонидах» и еженедельнике «Приятное и полезное препровождение времени»).
Видимо, эти отношения между великим поэтом и бездарным графоманом Кавелиным-отцом все-таки сказались и на отношениях поэта с Кавелиным-сыном, несмотря на то что в отличие от отца Константин Дмитриевич был на редкость коммуникабельным человеком, о чем писал его биограф Д. А. Корсаков: «…Константин Дмитриевич Кавелин занимает видное место в группе просвещенных русских мыслителей-идеалистов, известных под именем «людей сороковых годов», столь много сделавших для прогрессивного развития русской мысли и общественной жизни. Исходя из философских отвлеченных построений, он, как и все люди этой группы, и в науке, и в жизни искал принципов, общих начал, но не только с кафедры и не путем учено-литературной деятельности проводил он в жизнь свои воззрения. Очень много русское общество обязано личному влиянию Кавелина. Его оригинальная психическая организация и симпатичный характер привлекали к нему людей и обаятельно действовали на значительное большинство, служа для весьма многих примером и образцом. Синтетический ум Кавелина, чуждый крайних воззрений, но всегда самостоятельный и упорный в выводах и суждениях, отличался живостью и разносторонностью, а изящная и содержательная его речь, убежденная и в большинстве случаев страстная, производила сильное впечатление и возбуждала работу мысли. Но что особенно привлекало к нему людей – это необыкновенная сердечность и честность его натуры. К. Д. Кавелин обладал весьма редким качеством: гармоническим взаимодействием ума и сердца: его ум согревался чувством, а чувство просветлялось умом. Слово у него не расходилось с делом, он не торговался с совестью и не знал никаких компромиссов. Ставя выше всего в человеке нравственные основы и посвятив столько сил тому, чтобы содействовать развитию и прогрессу нравственной личности, сам он являлся ярким выразителем этих высоких качеств. Только такое равновесие душевных сил давало ему возможность находить постоянно и в людях, и в общественных явлениях хорошие стороны, поселяя в нем уверенность в лучшее будущее для человеческих обществ, создавало в нем то душевное настроение, которое принято называть оптимизмом. Но К. Д. Кавелин не мог быть таким оптимистом, который не замечает вокруг себя проявлений зла и неправды: его ум и сердце чутко угадывали всякую пошлость и искренне возмущались несправедливостью и пороком. Прекрасную оценку всей его личности и деятельности сделали его последние слушатели, офицеры Военно-юридической академии, когда они возложили на его гроб венок с надписью: “Учителю права и правды”» [210] .
210
Д. А. Корсаков. Очерк жизни и деятельности Константина Дмитриевича Кавелина, СПб., 1896, С. 13—14.
Трудно себе даже вообразить, что человек с таким положительным размахом сердечности и душевных качеств, будучи современником А. С. Пушкина и написавший столько статей о своих замечательных современниках, практически никак не обмолвился о гениальном поэте всех времен и народов. По крайней мере, в 4-томном собрании сочинений К. Д. Кавелина, каждый из которых представляет собой фолиант на тысячу с лишним страниц, последовательно выходящих в течение четырех лет (с 1897 по 1900 годы), он ни разу не упомянул имя Александра Сергеевича Пушкина. Впрочем, один раз он сделал это в некрологе на смерть Авдотьи Петровны Елагиной, отметив, что среди многочисленных посетителей славянофильского салона Елагиной часто бывал также и А. С. Пушкин [211] .
211
Елагина Авдотья (Евдокия) Петровна, урожденная Юшкова, по первому мужу Киреевская (11.I.1789—1.VI.1877) – жена (с 1817) Алексея Андреевича Елагина (21.I.1790—21.III.1846), мать И. В., М. В. и П. В. Киреевских, племянница В. А. Жуковского. Пушкин был частым посетителем ее московского литературного салона, который, по свидетельству современника, «был средоточием и сборным местом всей русской интеллигенции, всего, что было… самого просвещенного, литературно и научно образованного».
К. Д. Кавелин еще со студенческих лет (1835—1839 годы) активно посещал салон Елагиной. Тогда же он сблизился с ее сыновьями Петром Васильевичем и Иваном Васильевичем Киреевскими, которые были его товарищами по Московскому университету, а в дальнейшем – и с остальными знаменитыми духовными вождями славянофильского направления: А. С. Хомяковым, К. С. Аксаковым, Ю. С. Самариным. По его мнению, славянофильский салон Елагиной и другие литературные кружки сформировали главные начала русской общественной мысли. Именно ему принадлежит широко известный рефрен: «В последние годы царствования Императора Александра I и в продолжение всего царствования Императора Николая, когда литературные кружки играли такую важную роль, салон Авдотьи Петровны Елагиной в Москве был средоточием всей русской интеллигенции, всего, что было у нас самого просвещенного, литературно и научно образованного». За все это продолжительное время под ее глазами составлялись в Москве литературные кружки, сменялись московские литературные направления, задумывались литературные и научные предприятия, совершались различные переходы русской мысли. Невозможно писать историю русского литературного и научного движения за это время, не встречаясь на каждом шагу с именем Авдотьи Петровны. В литературных кружках и салонах зарождалась, воспитывалась, созревала и развивалась тогда русская мысль, подготовлялись к литературной ненаучной деятельности нарождавшиеся русские поколения» [212] . Литературному салону А. П. Елагиной, опять-таки по словам самого Кавелина, «он обязан направлением всей своей последующей жизни и лучшими пониманиями». А. П. Елагина была высокообразованной женщиной, получив прекрасное домашнее образование и воспитание, ей довелось с юных лет и до старости жить «в самой образованной среде: вокруг нее в течение долгих лет группировалось несколько поколений русских литераторов, ученых, поэтов, художников, публицистов» [213] . (курсив мой. – А. К.)
212
Кавелин К. Д. Авдотья Петровна Елагина (Некролог) // Собрание сочинение в 4 томах. Т. 3. С. 1115.
213
Корсаков Д. А. Указанное сочинение, С. XVII.
Трудно себе представить, чтобы А. С. Пушкин и К. Д. Кавелин – постоянные завсегдатаи салона Елагиной – ни разу не встретились и Кавелину ничего об этих встречах не запомнилось, чтобы написать об этом в своих мемуарах. Разгадку такого отношения Кавелина к Пушкину можно поискать в особенностях отношений между родителями и взрослыми сыном, блестяще закончившим в 1839 году Московский университет кандидатом права и с получением золотой медали. В этом плане характерен следующий эпизод его послеуниверситетской жизни.
«До 1842 года К. Д. Кавелин жил в Москве при своих родителях, сдав в 1840 году экзамен на магистра гражданского права и вращаясь в московских университетских и литературных кружках и еще усерднее посещая литературные салоны, из которых кроме салона Елагиной сильное влияние на склад его мыслей оказали салоны П. А. Чаадаева и А. С. Хомякова, соответственно вождей западников и славянофилов того времени. Особенно сблизился он тогда с замечательным в истории русской мысли деятелем Т. Н. Грановским, профессором истории Московского университета, начавшего свои чтения осенью 1839 года. Это сближение, основанное на родственных чертах Грановского и Кавелина в организации их духовной природы и характера, перешло со временем в самую тесную между ними дружбу и со стороны Кавелина доходило почти до культа.
Кавелина влекло к университетской кафедре, но он встретил сильное препятствие в своей семье. Отец его считал в это время занятия наукой, основанной на зловредном гегельянстве, опасным вольнодумством, а мать, следуя шаблонному светскому понимаю того времени «карьеры», считала для своего сына, потомственного дворянина, унизительной профессуру, годную, по ее мнению, только для «разночинцев». С отцом К. Д. Кавелин еще мог побороться, но Шарлотта Ивановна была женщина с таким характером, что он вынужден был ей уступить. В 1842 году он переехал в Петербург и поступил на службу в Министерство Юстиции» [214] .
214
Корсаков Д. А. Очерк жизни и деятельности Константина Дмитриевича Кавелина, СПб., 1896, С. 2—3.
Чаадаев Петр Яковлевич (7.V.179—1.IV.1856.) – писатель, автор философических писем, корнет лейб-гвардейского Гусарского полка (с апреля 1816 года), с марта 1821 года отставной ротмистр, член Союза благоденствия.
Хомяков Алексей Степанович (1.V.180—3.IX.1860) – писатель, драматург, критик, один из идеологов славянофильства. В молодости был на военной службе, с 1829 года в отставке. Знакомство и общение с Пушкиным относится ко времени возвращении поэта из ссылки в Москву. Хомяков выступал с либеральных позиций за отмену крепостного права, смертной казни, за введение свободы слова, печати и др. Его стихотворные трагедии «Ермак» (1832 год) и «Дмитрий Самозванец» (1833 год), проникнуты гражданским пафосом, вызвали критические замечания со стороны Пушкина, который сомневался в способности Хомякова написать хорошую трагедию (запись в дневнике от 2 апреля 1834 года).
Грановский Тимофей Николаевич (9.III.1813—.Х.1855) – историк, общественный деятель, глава московских западников. С 1839 года профессор всеобщей истории Московского университета. Заложил основы российской медиевистики (от лат. medius – средний и aevus – век, эпоха) – раздела исторической науки, изучающей историю Европы в средние века. Обладал ораторским талантом. Выступал против деспотизма и крепостничества, считал, что революции наносят ущерб цивилизации; надежды на переустройство России связывал с развитием просвещения. В 1835 году был представлен Пушкину, о чем он сообщил в письме сестре 10 февраля 1835 года. «Меня только что представили Пушкину с очень лестной для меня рекомендацией». Летом 1835 года Пушкин и Грановский шли вместе пешком с дачи на Черной речке в Петербург; разговор, который они вели при этом, Грановский причисляет «к приятнейшим в своей жизни». В письмах к сестре Грановский называл Пушкина «величайшим нашим поэтом», которого он любил, хотя и «мало знал лично».