Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия

Костин Александр Георгиевич

Известный пушкинист А. И. Гессен писал, что: «Пушкин, видимо, познакомился со «Словом» еще в самом начале своего творческого пути. Уже в «Руслане и Людмиле» он упоминает о Баяне», – приведя при этом несколько искаженные строки из знаменитой поэмы, —

Но вдруг раздался глас приятныйИ звонких гуслей беглый звук;Все смолкли, слушают Баяна… [177]

Из вышеизложенного следует, что, благодаря розыскам И. А. Новикова, Ф. Я. Приймы и ныне здравствующей пушкинистки Татьяны Михайловны Николаевой (род. 9.IV.1933),мы узнаем, что Пушкин не только ознакомился, но глубоко изучил памятник в самом начале своего жизненного пути, то есть в лицейские годы. Что же касается поэмы «Руслан и Людмила», которую поэт начал писать практически сразу же по окончании Лицея, то, перефразируя его же слова, сказанные в адрес М. В. Ломоносова, оды которого «…писаны на русском языке с примесью некоторых

выражений, взятых из Библии, которая лежала перед ним…», можно сказать, что поэма писана на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых из поэмы «Слово о полку Игореве», которая лежала перед ним. Приведем некоторые фрагменты поэмы, являющиеся текстовой аллюзией «Слова», в которых упоминается не только «вещий Боян».

177

А. Гессен. Все волновало нежный ум… Пушкин среди книг и друзей. М., «Наука», 1965. С. 420.

Вот Руслан грустно взирает на поле брани, усеянное «мертвыми костями»:

О поле, поле, кто тебя,Усеял мертвыми костями?Чей борзый конь тебя топталВ последний час кровавой битвы?Кто на тебе со славой пал?Чьи небо слышало молитвы?Чърна земля подъ копытыкостьми была посеяна,а кровью польяна:тугою взыдошапо Русской земли.

И невольно к нему приходит мысль, что, возможно, и его ждет погибель в неведомом краю в поисках пропавшей невесты:

Быть может, нет и мне спасенья!Быть может, на холме немомПоставят тихий гроб Русланов,И струны громкие БаяновНе будут говорить о нем.Боянъ же, братие……своя вещие пръстына живая струнывъскладаше;Они же сами княземъСлаву рокотаху.

Добродетельный Финн наставляет Руслана перед дальней и трудной дорогой в Киев со спящей невестой:

Мужайся князь! В обратный путьСтупай со спящею Людмилой,Наполни сердце новой силой,Любви и чести верен будь.…иже истягну умъкрепостию своею.и поостри сердце своегомужествомъ:наплънився ратного духа

И снова поэт обращается к «вещему Баяну», который якобы присутствует на мрачном пиру, устроенном в честь возвращения в отчий дом спящей Людмилы, в вещем сне Руслана:

Князь видит и младого хана,Друзей и недругов… и вдругРаздался гуслей беглый звук И голос вещего Баяна, Певца героев и забав.

Строфа, несколько искаженная Гессеном.

Упоминание вещим Финном «кровавого пира» в своем наставлении Руслану явно навеяно соответствующей строфой «Слова о полку Игореве»:

Судьба свершилась, о мой сын!Тебя блаженство ожидает;Тебя зовет кровавый пир;Твой грозный меч бедою грянет».…ту кровавого вина не доста;ту пиръ докончиша хрбриирусичи:сваты полоиша, а

самиполегошаза землю Русскую

Набег печенегов на стольный гряд Киев накануне возвращения Руслана после своего чудесного воскрешения явно ассоциируется со стычками половцев с храбрыми русичами:

И день настал. Толпы враговС зарею двинулись с холмов;Неукротимые дружины,Волнуясь, хлынули с равниныИ потекли к стене градской;Во граде трубы загремели,Бойцы сомкнулись, полетелиНавстречу рати удалой,Сошлись – и заварился бой. …половцы идутъ отъ Дона,и отъ моря, и отъ всехъстранъ Рускыя полкиоступиша…

А разве неравный бой Руслана с захватчиками не напоминает нам также неравную схватку Буй Тур Всеволода с половцами на реке Каяле?

Смутилось сердце киевлян;Бегут нестройными толпамиИ видят: в поле меж врагами,Блистая в латах, как в огне,Чудесный воин на конеГрозой несется, колет, рубит,В ревущий рог, летая, трубит…То был Руслан. Как божий гром,Наш витязь пал на басурмана;Он рыщет с карлой за седломСреди испуганного стана.Где ни просвищет грозный меч,Где конь сердитый ни промчится,Везде главы слетают с плечИ с воплем стройна строй валится;В одно мгновенье бранный лугПокрыт холмами тел кровавых.Живых, раздавленных, безглавых,Громадой копий, стрел, кольчуг. Яръ туре Всеволоде!Стоиши на борони,прыщеши на вои стрелами,гремлеши о шеломымечи харалужными!Камо, туръ, поскочяше,своимъ златымъ шеломомъпосвечивая,тамо лежатъ поганыяголовы половецкыя.Поскепаны саблями каленымишеломы оварьскыя,отъ тебе,яръ туре Всеволоде!

Руслан возвратился в ликующий Киев после славной победы над печенегами, однако ликует Русская земля также и по поводу возвращения из половецкого плена князя Игоря. Что бы это значило? Не здесь ли таится разгадка цели «темного» похода Игорева воинства в половецкую степь? Похоже, что Пушкин догадывался об истинной причине, послужившей поводом для совершения этого похода, поскольку ассоциативно связывает между собой финальные сцены своей поэмы и «Слова о полку Игореве»:

Ликует Киев… Но по градуМогучий богатырь летит;В деснице держит меч победный;Копье сияет, как звезда;Струится кровь с кольчуги медной;На шлеме вьется борода;Летит, надеждой окрыленный,По стогнам шумным в княжий дом.Народ, восторгом упоенный,Толпится с кликами кругом,И князя радость оживила.В безмолвный терем входит он,Где дремлет чудным сном Людмила;Владимир в думу погружен…