Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
Шрифт:
Ломоносов жил не в XII столетии. Ломоносова оды писаны на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых им из Библии, которая лежала перед ним. Но в Ломоносове вы не найдете ни польских, ни сербских, ни иллирийских, ни болгарских, ни богемских, ни молдавских etc. и других наречий славянских» [154] .
Раздел «Толкование» в «Заметке» А. С. Пушкина.
Слово о плъку Игореве, Игоря сына Святославля, внука Ольгова
«Не лпо ли ны бяшетъ, братіе, начати старыми словесы трудныхъ повстій о плъку Игорев, Игоря Святославича! Начатися же тъй псни по былинамъ сего времени, а не по замышленію Бояню».
154
А. С. Пушкин. Собрание сочинений в десяти томах, Т. 6. М., «Художественная литература», 1976. С. 372—373.
§ 1. Все, занимавшиеся толкованием «Слова о полку Игореве», перевели: «Не прилично ли будет нам, не лучше ли нам, не пристойно ли бы нам, не славно ли, други, братья, братцы, было воспеть древним складом, старым слогом, древним языком трудную, печальную песнь о полку Игореве, Игоря Святославича?» [155]
Но в древнем славянском языке частица ли не всегда дает смысл
155
В таком смысле переложили начальные стихи Песни Пожарский, Грамматин и Вельтман, а первое издание графа Мусина-Пушкина и Шишкова перевели: «Приятно нам, бартцы, начать» и «Возвестим братие… тем слогом и проч.» (Прим. Анненкова).
156
Замечание 1-е. В русском языке сохранилось одно слово, где ли после не не имеет силы вопросительной – нежели. Слово неже употреблялось во всех славянских наречиях и встречается и в «Слове о полку Игореве»: «луце жъ потяту быти, неже полонену быти». (Прим. Пушкина.)
Во-первых, рассмотрим смысл речи. По мнению переводчиков, поэт говорит: Не воспеть ли нам об Игоре по-старому? Начнем же песнь по былинам сего времени (то есть поновому) – а не по замышлению Боянову (то есть не по-старому). Явное противуречие! [157] Если же признаем, что частица ли смысла вопросительного не дает, то выйдет: Не прилично, братья, начать старым слогом печальную песнь об Игоре Святославиче; начаться же песни по былинам сего времени, а не по вымыслам Бояна. Стихотворцы никогда не любили упрека в подражании, и неизвестный творец «Слова о полку Игореве» не преминул объявить в начале своей поэмы, что он будет петь по-своему, по-новому, а не тащиться по следам старого Бояна. Глагол бяшетъ подтверждает замечание мое: он употреблен в прошедшем времени (с неправильностию в склонении, коему примеры встречаются в летописях) и предполагает условную частицу: неприлично было бы. Вопрос же требовал бы настоящего или будущего.
157
Очень понимаем, почему Л. С. Шишков не отступил от того же мнения. Ему, сочинителю «Рассуждения о древнем и новом слоге», было бы неприятно видеть, что и во время сочинителя «Слова о полку Игореве» предпочитали былины своего времени старым словесам. (Прим. Пушкина.)
«Боянъ бо вщій, аще кому хотяше пснь творити, то растекашется мыслію по древу, срым волкомъ по земли, шизымъ орломъ подь облакы».
§ 2. Не решу, упрекает ли здесь Бояна или хвалит, но, во всяком случае, поэт приводит сие место в пример того, каким образом слагали песни в старину. Здесь полагаю описку или даже поправку, впрочем, незначительную: растекашется мыслию но древу – тут пропущено слово славіем, которое довершает уподобление; ниже сие выражение употреблено [158] .
158
Примечание. Г-н Вельтман перепел это место: былое воспеть, а не вымысел Бояна, коего мысли текли в вышину, как соки по дереву. Удивительно! (Прим. Пушкина.)
§ 3. Ни один из толкователей не перевел сего места удовлетворительно. Дело здесь идет о Бояне; все это продолжение прежней мысли: поминая предания о прежних бранях (усобица значит ополчение, брань, а не междоусобие, как перепели некоторые [159] . Междоусобие есть уже слово составленное), напускал он и проч. «Помняшеть бо рчь первыхъ временъ усобиц; тогда пущаше і соколовъ на стадо лебедй etc.», то есть 10 соколов, напущенные на стадо лебедей, значили 10 пальцев, возлагаемых на струны. Поэт изъясняет иносказательный язык Соловья старого времени и изъяснение столь же великолепно, как и блестящая аллегория, приведенная им в пример. А. С. Шишков сравнивает сие место с началом поэмы «Смерть Авеля» [160] . Толкование Александра Семеновича любопытно (т. 7, стр. 43). «Итак, надлежит паче думать, что в древние времена соколиная охота служила не к одному увеселению, но тако ж и к некоторому прославлению героев или к решению спора, кому из них отдать преимущество. Может быть, отличившиеся в сражениях военачальники или князья, состязавшиеся в славе, выезжали на поле каждый с соколом своим и пускали их на стадо лебединое с тем, что чей сокол удалее и скорее долетит, тому прежде и приносить общее поздравление в одержании преимущества над прочими».
159
«Междоусобиемъ» – переведено у А. Вельтмана. (Прим. Пушкина).
160
Но что есть общего между манерной прозою господина Геспера и поэзией «Песни об Игоре»? (Прим. Пушкина.)
Г-н Пожарский с сим мнением не согласуется: ему кажется неприличным для русских князей «доказывать первенство свое, кровию приобретенное», полетом соколов. Он полагает, что не князья, а стихотворцы пускали соколов, а причина такого древнего обряда, думает он, была скромность стихотворцев, не хотевших выставлять себя перед товарищами. А. С. Шишков, в свою очередь, видит в мнении Я. Пожарского крайнюю неосновательность и несчастное
161
Г-н Пожарский с сим мнением не согласуется… – Пушкин имеет в виду книгу Я. О. Пожарского «Слово о полку Игоря Святославича, удельного князя Новгорода-Северского, вновь переложенное, с присовокуплением примечаний», СПб., 1819. Эта работа вызвала резкие возражения специалистов, в том числе и А. С. Шишкова.
К крайнему нашему сожалению, г. Пожарский не возразил. – Пушкин, видимо, не знал о статье Пожарского в «Сыне отечества», 1819, № 33, где он отвечал на критику «Русского инвалида» (1819, № 157—161) именно по этому вопросу.
Все это место есть тонкая ирония над спорами двух ученых, которую Пушкин еще яснее выразил зачеркнутой фразой: «Все сии толкования край не любопытны». По толкованию самого Пушкина смысл спорных стихов Песни должен быть следующий: «Боян начинал тем, что напускал десять соколов на стадо лебедей, а это у него значило, братие, что он десять пальцев на живые струны возлагал и проч. После этого места в рукописи Пушкина являются одни беглые и часто недописанные заметки, которые здесь собираем со тщанием и в том порядке, как нашли (примечание Анненкова).
а) Почнемъ же, братіе, повсть сію от старого Владимера до ныншняго Игоря (здесь определяется эпоха, в которую написано Слово о полку Игореве).
b) иже истягнулъ умъ крпостію». (Истянул – вытянул, натянул, изведал, испробовал. Пожарский – опоясал ум крепостию; первые толкователи – напрягши ум крепостшо своею.) Истянул, как лук, изострил, как меч, – метафоры, заимствованные из одного источника.
с) «Наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя полки на землю Половецкую за землю Русскую. Тогда Игорь возр на свтлое солнце и вид отъ него тьмою вся своя воя прикрыты, и рече Игорь къ дружин своей: братіе и дружино! луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти» – лучше быть убиту, нежели полонену. В русском языке сохранилось одно слово, где ли после не, не имеет силы вопросительной – нежели. Слово неже употреблялось во всех славянских наречиях, встречается и в «Слове о полку Игореве».
«А всядемъ, братіе, на свои борзыя комони, да позримъ синяго Дону».
Суеверие, полагавшее затмение солнечное бедственным знаменованнем, было некогда общим.
d) «Спала Князю умъ похоти, и жалость ему знаменіе заступи, искусити Дону великаго». – Слова запутаны. [162] Первые издатели перевели: «Пришло князю на мысль пренебречь (худое) предвещание и изведать (счастия на) Дону великом». «Заступить» имеет несколько значений: омрачить, помешать, удержать. Пришлось князю, мысль похоти и горесть знамение ему удержало. Спали князю в ум желание и печаль. Ему знамение мешало (запрещало) искусити Дону великого. «Хощу бо, рече (так хочу же, сказал), копие преломити копецъ поля Половецкаго, а любо испити шеломомъ Дону».
162
В рукописи зачеркнуты слова: «смысл ясен» (примечание Анненкова).
е) «О бояне, соловию стараго времени! абы ты сиа плъкы ущекоталъ, скача, славию, по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени», т.е. «сплетая хвалы на все стороны сего времени». Если не ошибаюсь, ирония пробивается сквозь пышную хвалу).
f) «Рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы». («Четыре раза» говорят первые издатели… 5 стр. изд. Шишкова) [163] . Прочие толкователи не последовали скромному примеру. Они не хотели оставить без решения то, чего не понимали.
163
Эта фраза в скобках есть памятная заметка автора о том, что первые издатели «Слова» сосчитали, что имя Трояна упоминается там 4 раза, но объяснения стиху «Рища въ тропу Трояню» не приложили. Вот подлинные слова их из примечания: «Четыре раза упоминается в сей песни о Трояне, то есть тропа Трояня, вечи Трояни, земля Трояня и седьмый век Троянов, но кто сей Троян, догадаться ни по чему не возможно». (См. Ироническая песнь о походе на половцев и проч. 1800 год. Стр. 6). Пожарский в 1819 году проходит молчанием загадочного Трояна (примечание Анненкова).
Чрез всю Бессарабию проходит ряд курганов, памятник римских укреплений, известный под названием Троянова вала. Вот куда обратились толкователи и утвердили, что неизвестный Троян, о коем четыре раза упоминает «Слово о полку Игореве», есть не кто иной, как римский император. Должно ли не шутя опровергать такое легкомысленное объяснение?
Но и тропа Троянова может ли быть принята за Троянов вал, когда несколько ниже определяется (стр. 14, изд. Шишкова): «Вступила двою на землю Трояню, на синем мор у Дону». Где же тут Бессарабия? «Следы Трояна…», – говорит Вельтман [164] . Почему же?
164
Вот это место из примечаний А. Ф. Вельтмана, приложенных им к своей «Песни Ополчению»: «Следы Траяна в Дакии, видимые по сие время, должны были быть известны потомкам Дунайских Славян. Прим. 3-е». Пушкин искал объяснения темному месту Песни весьма усердно. Он обращался много раз к нашим ученым, предлагал им свои догадки и вызывая на разыскания. Так, еще в 1836 году он говорил об этом предмете с П. И. Кеппеном. В бумагах его сохранилась следующая записка Академика: «Свидетельствуя отличное свое почтение Его Высокоблагородию Алекс. Сер-чу, Кеппен имеет честь препроводить при сем копию со статьи, доставленной ему о Трояне, о коей было говорено в Императорской Публичной библиотеке. Павловск. 17 июня 1836». На обороте записки изложено по-немецки мнение Профессора Кучарского (Kucharski) о спорном Трояне. Профессор предлагает его считать не Римским императором, а Константинопольским полководцем Трояном, который в царствование Валентина сражался в низовьях Дуная со славянами и был ими побит в 367 году от Рождества Христова. Отсюда возможность предполагать, что некоторое время славяне от этого счастливого события вели летосчисление свое и часто упоминали об нем в своих песнях. Таким образом, если принимать полководца Трояна, а не императора Траяна, то и место Песни, где говорится о Всеславе, поскакавшем к Киеву и отворившем ворота Новгорода – на седьмомъ вц Трояни – будет сходно с хронологией. Всеслав завладел Новгородом в 1067 году, на седьмом веке, после поражения Трояна-полководца. Таково в сокращении мнение г-на Профессора. Он старается пояснить также место Песни, где говорится: «звоня Русским златом (Готские девы), поют время Бусово». У славян-Антов Иордан упоминает около 373 года о короле Боксте, убитом в сражении. «Не одно ли это лицо?» (Примечание Анненкова).