Слово о словах
Шрифт:
Зададим себе вопрос: что означает термин «средний род»?
Роды мужской и женский все-таки как будто имеют какое-то право на существование и какой-то смысл. Довольно понятно, что у нас слово «петух» мужского рода, а «курица» женского. Чаще всего слова мужского рода, когда речь идет о живых существах, относятся к мужскому полу, а женского – к женскому.
Правда, исключений немало: такие русские названия животных, как «ласка», «курица», «росомаха», «чайка», «кукушка», будучи словами женского рода, относятся одинаково и к самцам и к самкам. От слова «лисица» еще можно с грехом пополам образовать «мужское» название: «лис». А уж от «ласки» придется производить его, так же как и в английском языке, от «кота» или от «воробья»: «он – ласка» или «ласка – кобель» [129] .
129
В
Бывает и наоборот: у нас есть слова «ворон» и «ворона», но означают они двух птиц совершенно различных пород: самка ворона вовсе не называется вороной.
Но, как бы то ни было, эти два рода более или менее естественны, средний же род непонятен совершенно.
В древнем латинском языке средний род назывался «генус нэутрум» (или «нёйтрум»). По-русски это слово означает: «ни тот ни другой» (сравните слово «нейтралитет»).
А вот в немецком языке он и сейчас носит название «вещного рода» (зэхлихес гешлехт). Что это может значить?
По-видимому, говорят ученые, в древнее время словами «вещного рода» древние германцы означали не живые существа, а предметы, и именно такие предметы, которые составляли чью-либо собственность, кому-либо принадлежали, были чьими-то «вещами».
Всё то, что существовало «само по себе», независимо, не было ничьей «собственностью», в «вещный род» входить не могло.
Но люди в разные времена своей истории, так же как и разные народы, живущие в одну эпоху, совершенно по-разному расценивают окружающие предметы.
В одни эпохи деревья, горы, источники, реки представлялись людям живыми существами, богами и богинями; ничьей собственностью они не были и быть не могли. В эти эпохи они очень легко могли попасть в разряд «живых и независимых существ», получить названия мужского или женского рода.
Наоборот, в другие времена тот или иной народ начинал на некоторых людей, например на рабов в рабовладельческом обществе, смотреть не как на настоящие живые свободные и независимые существа, а как на вещи, как на собственность других людей, «полноправных господ».
«Полноправные» получали имена «живых», «полноправных» родов, а рабы – имена рода «вещного», то есть, по нашим понятиям, среднего.
Они ведь «принадлежали», как вещи, своим господам!
Совершенно так же в жестокие времена древности смотрели многие племена и народы на женщин и детей. К ним относились как к бессловесной собственности, как к «имуществу» отца или мужа. Они были «почти вещами». Не поэтому ли и доныне в немецком языке слова «женщина» (das Weib) и «ребенок» (das Kind), а в русском языке «дитя» сохраняют свой средний, то есть «вещный», род?
Что это – только кабинетные, теоретические рассуждения о далеком прошлом, которое удобно тем, что его никто своими глазами не видел и не может опровергнуть нас, или можно привести этому какие-нибудь примеры и доказательства и сейчас?
Такие примеры наблюдаются.
И поныне в грамматиках некоторых народов встречаются сложные, и для нас непонятные, «грамматические классы». Один из ученых обнаружил в языке негров Африки роды «одушевленный» и «неодушевленный», или «род существ» и «род предметов». Бывает и так, что все предметы разделяются на «род сидячих», «род стоячих» и «род лежачих» предметов или на «водяной», «каменный», «глиняный», «пенистый», «мясной» и другие роды.)
Вероятно, и в языке наших, очень далеких предков существовало немало таких своеобразных «классов», на которые они делили, по уже неясным для нас основаниям, известные им предметы и называющие их слова.
Затем, по мере развития и человеческого языка и той способности людей, которая, как мы знаем, с ним тесно связана, – способности логически думать, мыслить, – многие из этих классов стали ненужными. Они исчезли, как гораздо позднее в русском языке исчезло двойственное число.
Но исчезли они не везде, не всюду в одно время и не всегда с одинаковой полнотой. Есть языки, где от них ничего не осталось. Есть такие языки, в которых сохранились следы грамматических классов.
Они – одно из тех удивительных ископаемых, в которых наш язык доносит до нас свидетельство о том, как жили, мыслили и пользовались языком наши далекие-далекие пращуры [130] .
Удивительно не то, что такие отпечатки давно прошедшего сохранились; удивительно, что мы и сейчас, спустя много веков, пользуемся в нашей речи приемами и грамматическими правилами, которые были выработаны в совершенно другом, давно исчезнувшем мире.
Но это так: основные принципы грамматического строя любого языка живут, не видоизменяясь заметно, целыми веками, и общество иногда в течение ряда долгих эпох спокойно подчиняется им, несмотря на их бросающуюся в глаза нелогичность и нелепость.
130
Чтобы хоть немного намекнуть на удивительное разнообразие принципов, по которым разные языки делят названия вещей, то есть имена существительные, на разряды, упомяну вот о чем. Китайскому языку чуждо наше деление существительных на три рода. Зато они делятся им на две группы: слова, означающие единицы измерения, и слова, не могущие означать их. Оставляя в стороне первую группу, укажу только на деление, существующее внутри второй. Эти существительные распадаются на разряд «вещество» и разряд «не вещество». В первый попадают такие слова, как «шуй» (вода), «жоу» (мясо); во второй «жень» (человек), «шань» (гора) и т. п. Существительные, относящиеся к «не веществам», опять-таки делятся на множество подклассов, совершенно неожиданных для европейца. Так, к одному классу принадлежат слова «стол», «билет», «лицо»: это группа предметов, обладающих плоской открытой поверхностью. Другой класс охватывает существительные, означающие предметы, которые схватываются за ручку или которые можно представить себе, как схватываемые за нее: скажем «веер», «чашка», «нож». Такие слова, как «виноградная лоза», «пулемет» и «радиоприемник», попадают в один разряд, потому что они означают предметы, связанные с подпоркой или опирающиеся на нее. Слова «тигр», «крыса», «чулок» и «петух» входят, как это нам ни странно слышать, в класс существительных, означающих «предметы средней величины». Вы скажете, что у вас ум за разум заходит от такой классификации: тигр и крыса – средней величины! Виноград и радиоприемник – в одной группе! Но китаец резонно ответит вам: это ничуть не более нелепо, чем относить «козла», «пароход» и «микроба» к одному мужскому роду, а «козу», «шхуну» и «бактерию» – к другому роду, женскому, объединяя их по этой совершенно непонятной линии. Но раз это так, раз принципы распределения могут быть столь различными, не приходится сомневаться, что на протяжении веков они могут изменяться и внутри одного языка, у одного народа. То, что когда-то имело смысл и значение, может постепенно его полностью потерять или сменить на совершенно новый. Так, безусловно, было и с нашим разделением на роды.
Глава 8. ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
«Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, переданное нашими предшественниками!» – призывал в одной из своих статей замечательный знаток и мастер языка Иван Сергеевич Тургенев.
Что значит: «беречь» язык? От кого или от чего «беречь»? Разве у языка есть враги или ему грозят какие-то опасности?
Да. На своем историческом пути каждый язык такие опасности встречает. Приходится бороться с ними и нашему языку. И я сейчас хочу поговорить с вами о трех из них, важнейших.
Под аркой ворот моего дома одно время висел такой плакат-объявление:
ГРАЖДАНЕ! ПРОСЬБА СДАВАТЬ ВЕСЬ УТИЛЬ ДВОРНИКУ, КОТОРЫЙ НАКОПИЛСЯ!
Не знаю, видели ли вы когда-нибудь, как «накопляется дворник». Мне этого наблюдать не приходилось. Конечно, каждый грамотный человек, прочтя эти строки, улыбался; мысленно исправив синтаксическую ошибку, он все-таки понимал, что хотел сказать автор. Но для этого требовалось некоторое усилие. Хорошо, что перед нами была одна безграмотная фраза. А если бы так была написана целая страница? Каких бы трудов стоило ее прочесть и понять?!