Слово
Шрифт:
Когда нога коснулась пола, Гудошников тяжело развернулся и сунулся вперед, стараясь угодить грудью на маузер под шинелью. Это ему удалось. Щербатый казак развязал ему руки и отошел назад.
— Покури, покури, комиссарик, — бросил он. — В другой раз жарить стану.
Никита лежал на животе и не мог видеть бандитов. По их говору он понял: совещаются. Не делая резких движений, Гудошников подтянул руки. Они слушались плохо, кололо ладони, ныли суставы. Нужно было дать им отдохнуть, но дадут ли сделать это бандиты?.. Руки у него были сильные, не один год тренированные костылями, а так бы уже пришел конец еще на дыбе…
— Не
— Не-е, вашбродь, не врет, — уверенно сказал казак. — Он не большевик, не комиссаришка, и врать ему не резон. Вот этот врет! Нюхом чую — врет!
Правая рука лежала на краю шинели. До кармана — вершок, не более. Кровообращение восстанавливалось медленно, болели мышцы. Гудошников потихоньку стал просовывать руку под шинель. Пальцы наткнулись на карманный разрез…
— Потом, какой резон этому старцу врать? — рассуждал казак. — От красных он получил шиш да маленько, а деньги ему не нужны, вот-вот ноги протянет.
— А если он с ними заодно? — спросил офицер. — Оставили тут досматривать за имуществом? А?..
— Тогда приведем сюда и рядом повесим, — сказал казак. — Ну-ка, Илюха, рысью за старцем! Волоки сюда!
Кудрявый завертел головой, сунулся было к двери.
— Погоди, — остановил его офицер. — Раскладывай костер и жги книги. Это на него лучше подействует, чем дыба.
Рукоять маузера влипла в ладонь и прибавила сил. Теперь осторожно и незаметно руку назад. Курок взвести после того, как не будет мешать шинель. Только бы палец не сорвался, курок тугой… И сразу, с резким кувырком, открыть огонь. Их винтовки стоят в стороне, наганная кобура у офицера застегнута и болтается сзади. Они совершенно не боятся его, и это хорошо. Конечно, одноногий, голый — что он сделает? Тем более только что спущенный с дыбы… Только бы не сорвался палец…
Стоп! А есть ли патрон в патроннике? Есть! Есть!! Когда пошел искать Лаврентьева, загнал патрон!
— Неужели они все-таки рискнули везти гроб на баркасе? — размышлял вслух офицер. — Утопить его — раз плюнуть. Мели да камни…
— Да здесь он, вашбродь, — успокоил казак. — Отчего комиссарик-то прилетел сюда?
Кудрявый разворошил сотлевшую бумагу в костре и сунул туда пучок свитков, затем навалил несколько книг. Взявшийся было огонь потух и зачадил.
— Вот зараз повешу его, а под ногой костер запалю, — пообещал казак. — И скажет!
— Так скажу! — громко сказал Никита. — Не мучайте только!
— Во! — обрадовался казак. — Слыхали, вашбродь?
«Пора!» — скомандовал себе Никита и взвел курок…
Все произошло в секунду. Гудошников, стреляя наугад, кувыркнулся в дверной проем, вылетел за порог и захлопнул дверь. Первой мыслью было бежать, но куда на одной ноге? Он перевалился через валун у входа и замер. В сарае кто-то хрипел, слышались стук и суета. Затем разом ударили два выстрела, пули выбили щепу из дверей, срикошетив, запели в воздухе. Гудошников, навалившись плечом, опрокинул камень, прижал дверь и, отдышавшись, уполз под стену. Изнутри сарая кто-то ударил в дверь ногой, и Никита выстрелил. Отскочили. Минуты три было тихо.
— Ну, что, сволочи?! — крикнул Гудошников.
В ответ грохнул выстрел. Дверь была крепкая, на кованых навесах. Стены толстые. Крепость, а не сарай. Только теперь Гудошников понял, что спасен.
— Что, шкурье недобитое! — прокричал Никита. — Дыбой напугали?
В сарае загрохотали бочки. Никита вспомнил о дыре на крыше и, приподнявшись, глянул вверх. На краю дыры мелькнули чьи-то руки, и Гудошников, не целясь, выстрелил и тут же пожалел. В маузере оставалось три патрона…
Бандиты, видимо, были ошеломлены и долго не могли прийти в себя.
Никита решил действовать. Он опрокинул второй валун, прочно заперев дверь, и пополз в сторону, чтобы держать под наблюдением дыру в кровле.
— Выбрасывай оружие и вылазь по одному! — скомандовал он. — Жизнь гарантирую, пока на острове!
В сарае молчали. Потом ударил еще один выстрел. Стреляли на его голос.
«Неужели ни разу не попал? — думал Никита. — Хоть бы на одного меньше!..»
— Эй, комиссар! — раздался из сарая голос офицера. — Слушай меня внимательно! Если ты не выпустишь меня отсюда через пять минут, мы станем жечь книги. Ты понял меня?
Гудошников заскрипел зубами, закашлялся.
— Условие такое: я выйду через дыру. Здесь останется человек. Ты в течение часа, пока я не уеду с острова, должен перекликаться с ним. Если ты станешь стрелять или пойдешь за мной — мой человек зажжет книги. Ты понял меня, комиссар?
Мысль работала лихорадочно и зло. Что делать? Сколько их там? Если офицер уходит, а один остается, то, значит, двое, значит, одного он застрелил или ранил тяжело. Но кто остался? Казак или кудрявый? Если срезать офицера, когда он полезет в дыру, — оставшийся начнет жечь. На крышу не забраться, высоко. К дверям не подойти, будут стрелять на любой шорох возле них. Если казак жив — этот жечь будет. Ему терять нечего. А если он убит и остался кудрявый? Будет жечь?.. Будет, если скажут… Все сразу не зажгут, а помаленьку, по одной, могут за час уничтожить всю библиотеку…
— Время идет, комиссар! — напомнил офицер.
Никита видел дымок, курящийся из дыры. То ли костер еще не прогорел, то ли уже начали жечь… Запах горелой бумаги, запах дыма въелся в ноздри…
Неужели выпускать офицера?.. А что еще? Попросту на его глазах сожгут все книги, а он будет лежать здесь, у сарая, на холодной земле и замерзать…
— Согласен! — крикнул Гудошников и ударил кулаком в песок. — Уходи!
Из дыры показалась скуфейка, затем руки, и офицер легко выскочил на крышу сарая. Он не спеша огляделся, остановил взгляд на Гудошникове и шагнул к краю накатника. Гудошников, стараясь держать его на прицеле, повел стволом маузера. Палец на спусковом крючке не слушался, дрожал, сводимый судорогой. Офицер спрыгнул на землю и с винтовкой наперевес стал подниматься в гору. Он шел к мысу, где Гудошников встречался со старцем.
— Оу! — хрипло прокричали в сарае.
— Здесь я! — поспешил ответить Никита, не спуская глаз с дыры и со спины уходящего офицера. Гудошников опасался, что офицер может дать круг, выйти с другой стороны и подстрелить его. Время шло медленно, Никита начал ощущать холод. Земля жгла тело и казалась горячей. Бандит, оставшийся в сарае, изредка подавал голос и замолкал. Прошло около четверти часа. Офицер не появлялся. Гудошников подобрался к двери, затаился у косяка. Этот, оставшийся, был в его руках!