Сложенный веер. Трилогия
Шрифт:
Элджи не уловил гневных ноток в голосе Кори. Вопль протеста он, по всей видимости, принял за проявление интереса и теперь с удовольствием излагает свою мысль:
— Да. Я так рад. Знаешь, это всю жизнь меня мучило. Сначала — считаться неполноценным, не годным в лорд-канцлеры и не оправдавшим надежды дома Эсилей. Я всегда ужасно радовался, что у меня есть вы — ты и Медео. Но не просто потому, что вы мои братья, а из чисто практических соображений, да…
Элджи и чисто практические соображения. Кори становится совершенно очевидно: чтобы сойти с ума, не надо лететь на Дилайну. Сейчас
— Обрисуешь мне свои «практические соображения»?
— Конечно, — Элджи явно охота пооткровенничать. — Я радовался тому, что я не единственный сын, что если у меня что-то не получается или получается из рук вон плохо, то… ну, ты понимаешь, — смущенно улыбается он.
— Всегда есть мы, — догадывается Кори. — И можно кивнуть на нас: Элдж не умеет, зато Кори… или Медео… Удобненькая позиция, старший лорд Дар-Эсиль.
Ляпнув это, он понимает, что Элджи действительно старший. И если бы он был другим, то сейчас Кори пришлось бы уже вставать на колени, чтоб извиниться. Ты с формальным главой клана Эсилей разговариваешь или где?
— Ты правильно понял, — Элджи не собирается обижаться. — Так и было всегда. Со всех сторон звучало не «Элджи — плохой фехтовальщик или никудышный танцор», а «Кори фехтует…» или «Медео танцует куда лучше Элджи». И наша семья из-за меня не выглядела неполноценной.
— Только я сам, — грустно прибавляет он и тянется за эгребским.
— Мы оба неполноценные, — нарочито грубо поправляет его Кори. — Полноценные не ставят бокалы с эгребским на край столика, ближний к камину. Оно, конечно, не кипяченое, но пить не советую.
— Да, мерзость, — отпив глоток, соглашается Элдж.
— Сходить за новой бутылкой? — Кори жутко лень, но если Элджи хочется…
— Не трудись, — слова сопровождаются жестом, достойным посланника короля Тона. И Кори, и сам Элдж сопровождают грациозное возвращение руки Элджи на ручку кресла недоуменным взглядом.
— Ну, ты даешь! Где этому учат? На Анакоросе или при дворе властелина Дилайны?
— Угадаешь?
— Нет, — фыркает Кори. — Слишком трудная задачка. Так о чем мы говорили?
Элджи выплескивает эгребское в камин.
— О том, как я рад, что весь этот ужас закончился. Этот комплекс неполноценности, потом страх перед дуэмом. Вечное ожидание, что меня вызовут из класса на Анакоросе и прикажут вернуться. А я так не хотел… И потом — Маро.
— А вот этого, — эгребское Кори тоже выплескивается… но не в камин, а скорее по его направлению. В темноте не видно, но можно догадаться, что на белой стене останутся темные капли. — А вот этого я уже не хочу слышать.
— Хорошо, — Элдж разминает затекшие ноги, расправляет и вновь складывает за спиной крылья. — А пить все-таки хочется, — признается он, с сожалением глядя в камин.
Хорошо. Какой же я эгоистичный дурак! Я с детства жил, устремленный только вперед: научиться ездить на лошади, освоить новый фехтовальный прием, выступить на очередном турнире, стать совершеннолетним… Ждал, когда для меня начнется что-то новое. Лорд-канцлерства этого ждал… А рядом со мной Элджи ждал, когда уже «это» кончится.
Нет, от стыда я не умираю. Чтение мыслей на расстоянии — специальность лорд-канцлера Аккалабата, но не обязанность пятилетнего мальчика. Шести-семи-восьми и т. д. летнего. Он мог сказать. Мог попросить о помощи. И куда бы ты его послал? Вспомни себя, недоразвитого паразита! «Наша цаца хочет обратно в детскую». Элдж, я просить прощения не буду, но ты все равно прости меня. И я надеюсь, что теперь, когда у меня «началось», и когда очень скоро от этого мне станет совсем погано, ты окажешься чувствительней и великодушней, чем я в детстве. Потому что тебе тоже придется догадываться — я жаловаться не собираюсь.
Выбравшись из кутерьмы своих мыслей, Кори замечает, что брат уже у самого подоконника. Смотрит вопросительно.
К какому демону в глотку он собрался?
— Элдж, где ты остановился?
— Дома.
— Дома?
— Дома.
— Дома…
Тогда тем более я не хочу тебя отпускать.
— Знаешь что… — произносит Кори, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринужденней. — Зачем тебе лететь куда-то по такой погоде? И туман непроглядный… Я сейчас орад наброшу и — с тобой. Пойдем выпьем в «Четырех чалах». Все-таки несколько лет толком не разговаривали. Переночуешь здесь, в резиденции.
Элдж отвечает не задумываясь.
— Извини, мне сегодня вечером нужно вернуться в замок.
— Значит, не хочешь.
Кори, не двигаясь с места, смотрит, как брат отдергивает тяжелые шторы, распахивает створки, ставит одну ногу на подоконник, поправляет отворот сапога. Снаружи действительно не зеленый полумрак, а вязкая промозглая каша из тумана и измороси под названием «Здравствуй, поздняя осень». Ориентироваться дарам Аккалабата она не мешает, но при полете облепляет с ног до головы, забирается под перья, щекочет ноздри и раздражает глаза. Кори зябко шевелит крыльями: в такую погоду лететь из Хаяроса на Эсильские болота — самоистязание. Он и в королевский дворец бы отправился пешком, не говоря уж о такой дали. Элдж высовывает нос за окно, недовольно хмыкает, говорит тихонько в мокрую ночь:
— Кори, я не не хочу, я не могу.
— Почему?
Почему надо мять шторы, вместо того чтобы аккуратненько их раздвинуть и заправить в специально для этого предназначенные бронзовые полукольца с монограммой Эсилей? Кори машинально расправляет ровные складки в держателях. Элдж деловито беседует с аккалабатской ночью:
— У меня завтра должно начаться альцедо.
— Тем более не надо лететь. Нет проблем. Я тебя вычешу.
Кори воспользовался примером брата и избрал в собеседники штору, которую как раз сейчас обустраивает. Даже пальцем проводит по ней для убедительности.
— Извини, я договорился с отцом.
— С кеееем?
Мерзкая штора не желает ровно входить в держатель, и Кори в сердцах дергает за нее так, что всклокоченная кисть остается у него в руках. Мечи Элджи колышутся перед самым носом, сверху абсолютно безмятежно произносится:
— Я оговорился, прости.
— Ничего себе оговорочки. Ты хоть представляешь себе, что сейчас ляпнул? Наш отец лежит в гробу, а эта… этот… устроил себе сладкую жизнь на его костях! С этой..!
Если бы туман не заглушал звуки, было бы слышно, как позолоченная махровая кисть, не менее пары сотен лет украшавшая роскошные дар-эсильские шторы, плюхается в лужу.