Случайная дочь миллионера
Шрифт:
Ведущие начинают вступительную речь, объявляют ученика, который выступит, открывая концерт. Я же оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать Руслана. Конечно же, среди стольких зрителей его практически невозможно заметить. Людей достаточно много. Здесь и ученики, и родители.
– Кого-то ищешь? – спрашивает вдруг Макс, заметив, как я суетливо ерзаю в кресле.
– Что? Нет! С чего ты взял?
– Ты просто как пришла, так все время где-то летаешь и на вход в зал смотришь вместо сцены.
– Тебе показалось, наверное, просто на людей смотрю. Не могу дождаться, когда дочь выступать будет. Волнуюсь за нее.
И в ту же секунду позади себя слышу знакомый мужской голос:
– Простите, пожалуйста. Извините.
Я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с Алмазовым. Он улыбается мне уголками губ. Пытается протиснуться между рядами, кивает мне, здороваясь, и занимает место прямо позади меня.
Телефон в руках вибрирует. На экране высвечивается сообщение: «Не опоздал?»
Я же больше вокруг ничего уже не замечаю. Только присутствие Алмазова. Ни на чем другом сосредоточиться не могу.
Пишу в ответ: «Нет, пропустил две скрипки-первоклассницы, чем спас свои ушные перепонки».
«Все настолько плохо?»
«Сам узнаешь, впереди еще ансамбль. Правда, второгодок»
Замечаю, как мама скосила на меня взгляд, Макс с другой стороны тоже поглядывает с интересом. Понимаю, что все это время улыбалась, как влюбленная дурочка, поэтому прячу в карман телефон, делаю серьезное выражение лица и смотрю прямо перед собой. При этом по всему телу бегают мурашки, взгляд Руслана на себе чувствую особенно остро.
– …Алиса Самойлова с произведением «Кузнечик»! – врывается в мои мысли детский голос, и я подбираюсь, вытягиваю шею, чтобы лучше видно было. Включаю камеру на телефоне, взволнованно наблюдаю за тем, как мой ангелочек выходит на сцену.
– Красивая такая, – шепчет рядом мама.
В зале полная тишина. Алиса подходит к музыкальному инструменту, кланяется, как положено, потом поудобней устраивается на стульчике, который настроили под ее рост. Грациозно взмахивает кистями над клавишами и нажимает на первую ноту.
– В тра-ве, – громко напевает она, немного фальшивя.
– Си...
Пауза, совсем короткая, потом звучит следующая нота:
– ...дел.
Снова пауза, Алиса быстро отыскивает нужную клавишу. Со всей силы жмет на нее.
– Ку-уз, – тянет и снова пауза, – не-чик!
Два последних слога выходят очень быстро, так как там повторяющаяся соль-диез.
Мои губы дрогнули в улыбке. Где-то со стороны слышатся смешки.
– В тра-ве си-дел куз-нечик. – Алиса совершенно не обращает внимания на то, что творится вокруг. Она абсолютно сосредоточена на нотах, с серьезным выражением лица нажимает на каждую, не забывая при этом громко и протяжно напевать. И все равно, что не попадает в такт, и все равно, что заминки между слогами, она играет виртуозно, словно так и должно быть.
А тем временем смех в зале нарастает. Мне обидно за дочь, хочется попросить вести себя немного тише, но и в то же время я понимаю, что это добрый смех, и сама не могу сдержаться. Особенно когда она начинает тянуть припев, который должен быть раз в пять быстрее.
Я оборачиваюсь назад, смотрю на Руслана, он же, наоборот, смотрит на сцену со всей серьезностью. Абсолютно сосредоточен на дочери. Я прикрываю ладошкой рот. Господи, Алиска истинная дочь своего отца. Раньше я и не думала о том, насколько они могут быть похожи по характеру.
Руслан замечает на себе мой взгляд. Улыбается. Я пожимаю плечами и отворачиваюсь.
Господи, Алиска бесподобная. Кажется, в нее влюбился весь зал. И все равно, хорошо или плохо она играет и поет. И когда она наконец-то заканчивает терзать несчастное фортепиано, поднимается со своего места и кланяется с совершенно невозмутимым видом, зал взрывается аплодисментами и криками «браво».
Дочь даже не улыбается. Все с таким же серьезным видом кивает, якобы: «Спасибо, холопы, за то, что почтили благодарностями свою талантливую королеву», – и, перекинув копну густых волос на одну сторону, гордо удаляется со сцены.
– Я, наверное, плохая мать, но я не могу перестать смеяться, – говорю, все еще сражаясь с приступом смеха.
– Кто вообще додумался записать ее в музыкальную школу? – обескураженно спрашивает Макс. – У нее же… прости, конечно, Вика, ты же знаешь, что я Алиску люблю как свою, но у нее же нет ни слуха, ни голоса. Те скрипки, от которых у всех чуть пена из ушей не пошла, и то лучше отыграли. Куда вообще учителя смотрят?
– Не спрашивай, Макс. Я две недели пыталась ее отговорить. Она уперлась: хочу, и все. Не переубедишь. Надеюсь, ее энтузиазм быстро иссякнет.
– Наверное, нужно пойти к ней, утешить. Она наверняка расстроилась.
– Ее можно будет забрать только через десять минут. Всем родителям заранее программу сбросили. Будет перерыв, и тогда первая группа выступивших займет место в зале, а вторая пойдет за кулисы. – Я и сама за дочь волнуюсь, очень не хочу, чтобы это выступление как-то сказалось на ней. Хочется как можно быстрее заверить ее в том, что она отлично отыграла.
– Ясно, – тяжело вздыхает Макс. Я же снова назад оборачиваюсь, чтобы убедиться, что Руслан все еще здесь.
Он смотрит прямо на меня. Пристально, серьезно. Потом на затылок Макса взгляд переводит – скорее всего, слышал наш разговор.
Я сглатываю и отворачиваюсь.
Через десять минут я забираю Алису и мы выходим из зала. Алмазов смешивается с толпой. Стоит неподалеку от нас в холле, упирается бедрами в высокий подоконник.
Мама разговорилась со знакомой женщиной, Макс в нескольких шагах от нас по телефону говорит .
– Хорошо отыграла, – хвалю дочь.
– Сережа все равно лучше. Я слышала, как учитель хвалила его, а мне ничего не сказала, – тяжело вздыхает она, обиженно сопя.