Случайная свадьба (+ Бонус)

Тоцка Тала

Но Давид лишь блаженно щурится и спрашивает:

— Мартуся, это потому, что ты меня любишь, да? И потому что ревнуешь? Ну хоть немного есть, да? Скажи, что любишь и ревнуешь, Марта, я тебя так люблю!..

Надолго меня не хватает, я быстро выдыхаюсь, и муж заботливо вытирает мне лоб своей повязкой для лица.

— Ласточка моя! Моя красавица! Умаялась?

— Здесь душно, — жалуюсь ему, — и рукопись у тебя неудобная. И ты высокий. Попробуй до тебя дотянись!

Утыкаюсь в него лбом, чтобы выровнять дыхание. Давид прижимает меня щекой к своей груди, гладит по спине и шепчет в ухо так, что мурашки расползаются от позвоночника по всему телу.

— Марта, а давай мы с тобой как-нибудь еще попробуем, только с флоггером? У меня есть. И стеки есть. Хочешь, я тебя... Я легонько...

— Так и знала, что ты извращенец! — отвечаю ворчливо, а сама сжимаю коленки, потому что представляю себе, как он меня...

Его губы нетерпеливо находят мои, и мы целуемся так сладко, как еще ни разу не целовались. Долго—долго целуемся, пока муж не отстраняется с явной неохотой.

— Пойдем в дом, — он встает и легко поднимает меня на руки, будто я перышко.

— Зачем? — мне совсем не хочется ни в какой дом. Мне и в вертолете хорошо.

— Узнаешь, почему я должен оставаться в кресле. Это план Аверина, и лучше будет, если он расскажет тебе сам.

Давид вносит меня в знакомую гостиную, где на знакомом роскошном диване сидит Росомаха, закинув руку на спинку. Напротив него в таком же роскошном кресле расположился Константин Маркович.

Перед ними на низеньком столике стоят кофейник, чашки и блюдо с бутербродами из лепешек, зелени, сыра и ветчины. Увидев нас, мужчины оживляются, на их лицах читается явное облегчение.

— Дава, сажай ее сюда, — хлопает по дивану Росомаха. — Мартуся, будешь бутерброд?

— Я сам накормлю свою жену, — отвечает мой муж ревнивым тоном, а я сглатываю слюну и почему-то краснею.

— Ей нельзя кофе, Дава, — вмешивается Константин Маркович. — Принеси жене чай.

Давид бережно усаживает меня на диван, заправляет за ушко ту непослушную прядь и уходит на кухню. А я замечаю, что прихватила с собой рукопись и поспешно на нее сажусь, чтобы не задавали лишних вопросов. Муж возвращается с большой дымящейся чашкой и садится между мной и Росомахой.

— Этот диван вообще не вписывается в интерьер, — говорю, проводя ладонью по дорогой ткани.

— Когда Антон снял этот дом, я распорядился отремонтировать ванную и купить кое-какую мебель, — объясняет муж и поворачивается к Аверину. — Расскажи ей все.

К моему безграничному удивлению, тот не начинает изображать из себя принца крови, а говорит вполне нормальным тоном.

— Это началось еще позапрошлой зимой, перед Рождеством. Давид нанял меня для одной небольшой истории, связанной с террористами. А она оказалась большой, еще и с продолжением. Если коротко, то ваш муж давно сотрудничает со спецслужбами, выявляя и перекрывая финансовые потоки, которые используются для поддержки террористических организаций.

— Моего отца убили представители одной из таких группировок, — негромко вставляет Давид, обнимая меня и прижимаясь сзади.

— Так получилось, что одним из источников оказался наш общий друг господин Данбеков, — продолжает Аверин, и я от неожиданности икаю.

— Как Данбеков? Неужели Тузар террорист? Он вообще не похож, а вот его сестрица настоящая террористка в юбке.

— Сам Данбеков конечно же не террорист, — соглашается Аверин, — он привлекает финансовые потоки. И если удастся его изолировать, это будет большой успех. А там уже по звеньям можно будет раскручивать всю цепочку. Но проблема в том, что Данбеков неуязвим. Почти.

Аверин наклоняется над столиком и наливает себе кофе, а я в полном шоке прижимаю ладони к щекам.

— И это «почти» — мой Давид?

Константин Маркович выгибает брови и смотрит на меня со смесью изумления и восторга, будто я выдала наизусть доказательство теоремы Ферма. Давид молча целует меня в плечо.

— Абсолютно верно, — кивает Аверин, — ваш муж — то самое слабое звено, которое позволит упрятать за решетку Данбекова. Мы его спровоцировали, пустив слух, что Давид готовит к продаже рукопись. Ту, из-за которой у них началась вражда. Инсценировали покушение на Давида, которое якобы оказалось неудачным с расчетом на то, что Данбеков клюнет. И он клюнул.

— Постойте, — сдавливаю руками виски, — вы хотите сказать, Тузар поверил, что кто-то охотится на Давида и рукопись? А значит, если он под шумок попробует его убить, следствие пойдет по ложному следу?

— Именно так, — Аверин откидывается на спинку кресла, и теперь в его взгляде сквозит неприкрытое уважение. Давид целует меня в макушку и, кажется, сейчас лопнет от гордости.

— Но зачем это Тузару? — не могу сообразить я, щелкая пальцами, а потом замираю. — Только не говорите... Не говорите, что он уже один раз попытался.

Мужчины переглядываются и одобрительно хмыкают.

— Снова угадали, Марта Константиновна! — Аверин внимательно всматривается в мое лицо. — А сколько вам лет, напомните?

— Двадцать, — недоверчиво кошусь на Давида, он целует меня в ухо со словами «моя умница». Аверин задумчиво разглядывает потолок.

— А как звали вашу маму?

— Лариса, — озадаченно отвечаю, и он прикрывает глаза, будто что-то высчитывает.

— Н-нет, нет, — качает головой и только потом замечает вперившиеся в него взгляды Давида и Росомахи. — Не смотрите на меня так. Это не я. Просто совпадение.

— Так что там с Данбековым? — зову я отвлекшихся мужчин.

— Ты правильно догадалась, Мартуся, — первым отзывается Антон, — это Данбеков хотел убить Давида несколько лет назад, когда подрезал ему трос для банджи-джампинга. Не сам подрезал, понятно, это сделали по его приказу.

— Кто-то из тех, кто всегда рядом, — медленно проговаривает Аверин, — из тех, кому больше всего доверяют.

— Не представляю, — восклицаю в отчаянии и оборачиваюсь к Давиду, — не представляю, кто это может быть.