Случайная свадьба (+ Бонус)
Шрифт:
— В вертолете. За штурвалом.
— Какие все занятые, надо же, — бубню я и ахаю, потому что Росомахин пациент поднимает меня на руки.
— Что вы делаете? — дергаюсь, чтобы вырваться, но он держит крепко.
Мы бежим по крыше, точнее, бегут Росомаха и его пациент со мной на руках. Я изо всех сил упираюсь в широкую грудь локтями, потому что пациент так и норовит сильнее меня прижать.
А я не могу. Его тренированное тело так сильно напоминает мне о Давиде, что на глаза набегают слезы.
Как же я люблю его. Как же я хочу его видеть.
И я бы отдала все, что у меня есть, чтобы слова Зарины хоть на несколько процентов оказались правдой.
Глава 33
Вертолет грозной тенью нависает над крышей. Я бы с удовольствием полюбовалась на это величественное зрелище, но мужчины, как обычно, торопятся. И только когда оказываемся внутри, я с удивлением узнаю «Звезду смерти».
Мой носильщик плюхается вместе со мной назад, а Антон сменяет Аверина за штурвалом.
— Чего так долго? — недовольно кривится Константин Маркович, пересаживаясь на соседнее сиденье. Я уже поняла, что этому надутому индюку угодить очень сложно. Практически невозможно.
Как с ним только жена уживается? О том, что этот подозрительный юрист из клана Рокфеллеров женат, свидетельствует обручальное кольцо на пальце.
Смотрю на свою правую руку — там на безымянном пальце вместо обручалки светлый ободок. Я когда уезжала, оставила колечко в своей комнате на туалетном столике. Но сейчас ободок не видно, потому что Росомахин пациент утопил мою ладонь в своей ручище, обтянутой черной перчаткой.
Дергаю рукой, но тот только сильнее сдавливает клещи. А второй рукой крепко держит за талию, тесно прижимаясь бедром к моему бедру.
Откуда он вообще взялся?
Наверное, Антон позвал. Не знаю, от чего Росомаха лечил своего пациента, но тот выглядит здоровым как лось. И судя по активному процессу спасания меня, он явно в курсе, что в недалеком будущем станет отцом.
И меня это жутко нервирует.
— Мужчина, — говорю тихонько, пытаясь оторвать от себя его руки, — пожалуйста, прекратите меня трогать. Мне это неприятно.
Но он делает вид, что не слышит. Или в самом деле не слышит?
— Антон, — зову Росомаху, — скажите, вы своему пациенту делали операцию на слуховых каналах?
— Нет, — тот удивленно качает головой, — с чего ты взяла?
— А с того, — говорю сквозь зубы, — что я прошу, чтобы он убрал от меня свои руки. Но он прикидывается глухим.
Росомаха сдавленно хрюкает, Аверин картинно вздыхает. Зато мне удается оторвать и отбросить руку со своей талии. Впрочем, она тут же несмело ползет по коленке.
Но я уже не обращаю внимания, потому что мы пролетаем над замком Давида. Резко разворачиваюсь к окну, и рука сама слетает с моих коленей. Внизу проплывают величественные башни, сад, почти идеальная клякса пруда.
Уже порядком стемнело, поэтому в замке горит свет. И в спальне Давида тоже. В той спальне, где прошла моя самая прекрасная в жизни ночь...
Вертолет летит по кругу, и я вижу за шторой в окне силуэт, сидящий в кресле.
Как ни стараюсь крепиться, слезы сами собой текут бесконечными струйками. Замок отдаляется, а я не могу оторвать взгляд от силуэта в окне. Почему мне кажется, что он сейчас тоже страдает?
Мой невозможный, гордый, самовлюбленный, но при этом такой уязвимый и сентиментальный муж. Пусть он уже и не муж, но моим любимым мужчиной он быть не перестанет никогда.
Всхлипываю, вытираю ладошками глаза, и лишь сильнее размазываю по щекам слезы. За спиной подозрительно громко пыхтит Росомахин пациент, его руки не оставляют попыток заключить меня в кольцо. А я не перестаю эти попытки пресекать.
Константин Маркович не выдерживает первым, разворачивается вместе с креслом и подает мне упаковку бумажных платочков.
Беру пачку и рыдаю навзрыд, вспоминая, как на этом месте стояло кресло Давида, когда он вез меня в замок после свадьбы. Как же я буду жить без него?..
Слезы текут и текут, уже все платочки мокрые. Вытираю глаза, комкаю салфетки и сую соседу. Тот безотказно подставляет руки и вздыхает шумно, будто рядом работает насосная станция. Ну хоть какая-то от него польза.
Аверин внимательно наблюдает за мной и протягивает еще одну пачку.
— Было бы за кем убиваться, — произносит он сурово, качая головой.
— Ничего вы не понимаете, — шмыгаю я носом, — так что лучше помолчите. Поделились платочками, и спасибо.
— Напротив, я как раз очень хорошо все понимаю. И убежден, что ваш муж бесчувственный чурбан, — заявляет тот непререкаемым тоном.
— Неправда, — вступаюсь я за Давида, — он просто не любит выставлять свои чувства напоказ. Я лучше вас знаю, каким он может быть. На самом деле он романтичный и очень чувственный!
— Бессердечный эгоист! — невозмутимо продолжает Аверин.
— Вы просто его не знаете! — вскидываюсь возмущенно. — А кто, по-вашему, оплатил лечение сыну Иласа, когда ему понадобилась операция? Все-все расходы на себя взял. А когда Аслан сломал ногу, кто его на себе несколько километров тащил? А для старого Заурбека кто специальную должность придумал — каждое утро проверять крысоловки, потому что Заурбек впал в депрессию, когда его на пенсию отправили? Думаете, он не знает, что персонал подворовывает? Да знает прекрасно. Он бы их давно разогнал, этот замок очень невыгодно содержать. Но Давид чувствует ответственность перед работниками, ему их всех жалко оставить без работы. Потому и позволяет, пока те не сильно наглеют. А вы говорите...
Меня подводит голос, я громко всхлипываю. Совершенно случайно обнаруживаю, что сосед совсем распоясался и прижимает мои руки к своему лицу. Воспользовался случаем, пока я отвлеклась. С возмущением их отбираю, а Аверин тем временем не унимается.
— Надменный говнюк.
Тут мне возразить нечего.
— Я все равно его люблю, — с горечью шепчу, опуская голову, — и мне все равно, какой он. Для меня он самый лучший, я его любым любить буду.
Мой сосед хоть и со странностями, но, похоже, человек неплохой. По крайней мере, ко мне он проявляет искреннее сочувствие, а на последних словах едва не рыдает вместе со мной.