Шрифт:
Валерий Веларий
СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО
(святошная история)
Я нежился под душем. Я слушал пение водопроводных труб. Бывает, они поют как флейты. Или как свирель. А иной раз - как могучий орган. А иногда даже не знаю, как что, но только никогда, нет никогда звуки, испускаемые трубами в канализации, не сравнятся с пением водопроводных труб!
Я отделен от мира завесой воды и пара, тело тает в горячих ласках, душа отделяется от тела, увлекаемая трубными трелями водопровода... о, эти трели!.. свист ветра и морской накат, грохот водопада и глас архангела... вот я и сам запою
Взгляд скользит за струями, извивающимися по телу, и цепляется за пятнышко на ноге. Пятнышко движется: это маленький тараканчик пробирается от ступни к колену. Он почти прозрачен, невесом, я совсем не ощущаю его суеты. Отвращения к нему я тоже не чувствую - я мокрый и он вымок, мы сейчас оба очищены водой от пыли и скверны. Мне так хорошо, что даже жалко тараканчика. Облака пара окутывают меня блаженством, а кто-то вынужден куда-то спешить, суетиться, быть может, страдать. Я позвал:
– Эй, усатый! Осторожнее. А то волной смоет. Захлебнешься.
– Ничего, у меня есть акваланг. Хороший. Импортный. Не утопну.
– А если в канализацию затянет?
– забеспокоился я.
– Все может быть, - философски заметил тараканчик.
– Без глубоководного скафандра в канализации хана. Да ведь не по карману, очень уж дороги они... И где теперь найдешь глубоководный скафандр, чтоб был подогнав по индивидуальному размеру?! Акваланг - и тот благодаря спонсору и знакомствам в лаборатории спецразработок...
Мы помолчали. Снизу, сквозь пение труб, пробились лязг и скрежет. Тараканчик испуганно посмотрел на меня. Я успокоил:
– Это алкаш с пятого этажа и наркоман с десятого выламывают алюминиевую окантовку у лифтовых дверей. Потом сдадут в пункт металлолома, тут же, в подвале соседнего подъезда, и получат денежку на поправку здоровья...
– Я увидел, что тараканчик двинулся вперед.
– Да ты не спеши. Переведи дух. Трудно живется, небось?
– Да, - кивнул он, - очень уж ты волосатый. Ползти по твоей ноге - все равно что в джунглях продираться.
Над нами затрепетал потолок. Сверху сорвался рой капель, и тараканчика едва не смыло. Он замер и глядел наверх.
– Это верхние жильцы и их гости, - успокоил я его.
– Когда разгуляются, ходят друг на друга стенка на стенку... а может, это они так танцуют. Но время от времени опрокидывают мебель и падают с нею на пол. Или на тахту. А этот вот топот - это кто-то из верхних жителей или их гостей, разгорячившись, влетает в ванную...
– Ну и слух у тебя, - уважительно поежился тараканчик.
– И как это ты все эти шумы, шорохи и шаги различаешь?
– Ну, поживешь в многоквартирном доме и не то ещё на слух сможешь разбирать! Хоть в ночную разведку ходи... А, слышишь, верхние или их гость хватается в ванной за кран и, вот, слышишь? Ругается! Таково одно из странных свойств многоквартирного дома: если внизу открывают краны, то на верхние этажи надвигается засуха. Пустые водопроводные трубы визжат и дребезжат от злости - воют ещё более мерзко, чем самая крикливая канализация!
Тараканчик молчал. Мне показалось, что он загрусти. Я стряхнул ему на спину каплю с ладони. Он прикрыл лапками голову.
– Послушай, - сказал я ему, - я бы пустил тебя в дом. Был бы ты
– Да-да, я ничего...
– Он пошевелил усиками.
– Я могу и тут посидеть. Тихонечко. Отдохну у тебя на ноге. Если ты не против.
– Ну, посиди, - согласился я.
Вдруг мелко и сильно затряслась стена. Я пояснил:
– Это не землетрясение. Это на дворе верхние жильцы и их гости ломятся в пункт приемки металлолома. Жажда мучает! Они где-то нашли металлолом... а то и сперли чего железное... и теперь пытаются поменять в пункте приемки на деньги. Но ломятся и ругаются в голос они зря: закрыт пункт приемки. Заняты его работники: в холодном подвале они вместе с алкашом и наркоманом пропивают то, что сами заплатили им за дюралевую окантовку лифта.
Тараканчик смиренно притих. Мы с важностью молчали. Но тут я увидел, что он пригрелся, почти уже закемарил, - и я окликнул его:
– Видишь ли, какое дело... Я бы сколько хошь с тобой общался, всегда приятно потолковать с понимающим собеседником. Но, такое дело, жена сейчас тоже начнет причепуриваться, придет сюда, станет торопить... Опять же, коридорная система. Соседи - люди все нервные. Крик поднимут - кого это я приваживаю? А мы только въехали, не хочется сразу ссориться. Ну, ты сам понимаешь...
– Да-да, я сейчас пойду.
– Он услышал, как сквозь перегородку донеслись слабые старческие ругательства, и осторожно спросил: - Это... соседи?
– Старушка-соседка, - небрежно ответил я.
– она сейчас закупоривает дыры за плинтусами и рассеивает по углам кусочки отравленного хлеба. Ее жизнь проходит в войнах с твоими соплеменниками, рыжими тараканами. Они приходят снизу, из подвала - там холодно даже летом.
– Так я пойду, - заторопился вдруг тараканчик.
– Так ты заходи, если что, рад буду пообщаться!
– Не знаю, может быть, - неопределенно протянул он.
– спасибо, конечно, но... что-то страшновато у вас тут.
Я прислушался к ворчанию старушки-соседки и подумал, что гибель от яда - жуткая смерть. Посреди дыма и чада корчишься на спине под ногами у людей, дергаешь в конвульсиях всеми конечностями. Я представил, как это выглядело бы, если бы кто-то напустил газы в метро: толпы ошалевших от удушья носятся в дыму в поисках выхода, топчут упавших и сами падают под ноги тем, кто напирает сзади... Бр-р! Пожалуй, лучше погибнуть в честной борьбе со стихией, сражаясь с девятым валом где-нибудь в водосточной трубе под бодрящий трубный рев водяного потока.