Случайный билет в детство
Шрифт:
— Однако у смелого джигита удача в запазухе. — Возразил Касен Ержанович.
— Верно! — рассмеялся Расулов. — Ладно, ребят, идите, развлекайтесь.
У калитки нас ожидал сюрприз в виде всего приготовленного Ильясом — эмалированное ведро с мясом, большая сумка с соком (я шесть трехлитровых банок насчитал), две сумки поменьше, одна с хлебом, вторая с яблоками и помидорами.
— Ильяс, — потрясенно сказал Олег, — и как мы все это понесем?
— Вообще-то, — почесал затылок Расулов, — ребята прийти и помочь должны, но что-то запаздывают.
— Чего ждать? Навстречу пойдем, — решил я.
Маленькие сумки
— Привал! — выдохнул Расулов, ставя ведро рядом.
— Ну и где помощники? — возмутился Олег. — Все руки уже оттянул.
— Да ладно, вам, — хмыкнула Марина. — Вы же мужики!
— Мужики, — пробурчал Савин, — тягловые, блин.
— Погнали, — говорю я, — а то время идет.
Вновь тащим сумки бодрым шагом, только чтобы руки не начинали болеть, чаще меняемся местами.
Мы вышли к реке, и сразу у меня появилось странное беспокойство — ощущение дежавю. Пробежался взглядом по окрестностям. Яблоневые сады на том берегу, крутой и каменистый склон, затем более крутой и укрепленный бетонными плитами берег, и собственно — сама плотина. Что не так? Приглядываюсь к самой плотине. Та же труба, наверняка с отсутствующей нижней частью заграждающей решетки, лестница от нее… странно, не помню, а она всегда такой была? Присутствовали простые скобы, просто вбитые в стену. Впрочем, неважно. Что еще? Русло? Так оно меняется с каждым годом, то река течет посередине, то ближе к этому берегу, то к тому. Все зависит от мощности весеннего потока, в котором валуны приличных размеров несет словно мячики, они и формируют основное русло.
Народу на речке мало. За исключением наших ребят, лишь пара пацанов купается в рукотворной запруде, гораздо выше по течению. И кто-то загорает у самой воды еще дальше. Малышни нет. Так в чем же дело? Наверно в выборе места. Именно тут, в будущем под навесами мы будем поднимать бокалы за долгожданную встречу одноклассников. Но сейчас никаких навесов от солнца нет. Просто расстелены скатерти и пледы, на которых наставили всякой снеди с напитками.
Народ занимался кто чем. Кто-то у речки бродит, изредка окунаясь в поток, кто-то в карты играет, а большинство загорает.
— Наконец-то! — воскликнул кто-то.
— Ну вот! — возмутился Олег. — Мы тонны вкусносты им тащим, а они и не довольны.
Мы поставили сумки у пледов. Я еще раз осмотрелся.
Мангал стоит чуть в стороне и нещадно дымит. Вокруг него, ругаясь, носится Переходников и бестолково машет фанеркой, толи пытается раздуть огонь, толи отмахивается от густого дыма.
— Едрит твою за ногу! — выругался Ильяс. — Я думал — тут уже угли готовы!
— Плохо горит, зараза! — пожаловался Жека, затем, закашлявшись, выставил фигу в сторону. — Куда фига, туда дым! Куда фига, туда дым!
Дым и вправду направился по указанному пути.
— Во! — воскликнул Переходников. — Видали?
— Видали, — передразнивает Расулов. — Столько народу, а костер разжечь толку нет.
— Ильяс, — сказал Васильчиков, — мы пытались разжечь, каждый попробовал, но фиг там… Юр, скажи?
Волжанин кивнул так, что с волос полетели
— Что за шум, а драки нет? — затем посмотрел на мангал. — А, понятно, счас…
— Нет уж, — буркнул Расулов, — сам управлюсь.
— Я гляну, — остановил я Ильяса, — а ты пока шампурами займись.
— Лады.
Надо сказать за шампура тут использовали алюминиевую проволоку. Просто брался отрезок примерно сорок сантиметров, и чтобы без проблем насадить кусочек мяса, кончик затачивался или откусывался бокорезами наискось. У Ильяса проволока была с собой. Бокорезы видно тоже имелись. Я проследил, как он изготовил первый шампур, а потом заглянул в дымящий мангал.
Огонь еле-еле пробивался в самом низу. Саксаул почернел и тлел местами, золы на дне не было. Понятно, пытались разжечь крупные сучья без растопки. М-дя, ну что за народ? Могут только фигой направление ветра указывать. Ульский, вон, скаут по жизни, подсказать не мог, или сам бы розжигом занялся. Настрогали бы щепок, и с помощью них…
Я скинул одежду, оставшись в одних плавках. Немного повозившись с растопкой, разжег в мангале огонь и отобранной у Переходникова фанеркой раздул приличное пламя. Прикинув объем дров, подкинул в мангал еще несколько крупных сучьев — теперь углей будет с запасом. Ведро маринованного мяса изжарить хватит.
Ребята тем временем развлекались вовсю. Магнитола орала что-то зарубежное. Почти все девчонки загорали. Некоторые пританцовывали. Пацаны по разу окунувшись в речку от дальнейшего плескания отказались и теперь сидели и опять играли в карты. Тут я заметил, что Савин накинул рубашку.
— Олег, ты чего, замерз?
— Что? — не сразу понял тот. — А, нет, это чтоб не обгореть.
Была у Савина такая беда — забудет поберечься от солнца, враз обгорит.
Как-то классом ездили на Капчагайское водохранилище на целый день. А местность там открытая, из флоры лишь колючка степная. Деревьев нет, а тень только рукотворная — натянутый нами брезент. Но под ним никто не сидел — играли в догонялки, футбол и волейбол прямо в воде, или просто купались. Никто от солнца не берегся. Загорели, точней сгорели и стали цветом вареных раков. Позже, класс превратился в серпентарий в котором вся живность разом сбросила кожу. Но разово, а вот Олег с того загара облазил несколько раз. Однако это случится только через два года.
От мыслей меня отвлекла магнитола — зазвучала знакомая мелодия. Ребята тоже навострили уши. Играла битловская «Облади».
— А «Палитра» её лучше играет! — вдруг сказала Марина.
Все согласно закивали.
Я не думаю, что мы сыграли лучше. Просто по моему предложению немного ускорили темп, плюс моё солирование на ритме. О чем ребятам и сказал.
— Кстати, о птичках! — Ульский появился из-за спины и протянул мне гитару. — Угли будут еще не скоро.
Ребята сразу стянулись к нашему пледу, и расселись вокруг меня. И сразу все решили единогласно, что я именно должен петь. «Облади», естественно, раз было утверждение, что наше исполнение на дискотеке было лучше оригинала. Следующей пацаны просили спеть «Отель Калифорния», но Раевская и Смольнякова в один голос потребовали «Зурбаган», остальные девчонки их поддержали. М-да, сам виноват. И что я потом скажу, когда через год по телевизору покажут «Выше радуги»?