Случайный трофей Ренцо
Шрифт:
3. Илойский трибун
Лисичка. Маленькая рыжая испуганная лисичка, в любой момент готовая ощетиниться и клацнуть зубами. Растерянная.
Маленькая растерянная девочка.
Хотя, не такая уж и маленькая, многие джийнарки в ее возрасте уже давно замужем и имеют по паре детей. Но не она. Эта лисичка из богатой семьи, видно сразу. Ее родителям не было нужды поскорее сбыть девочку с рук. Возможно, у нее даже есть муж, но дети — вряд ли. Спросить?
Какое ему дело?
У Кайо дочь почти ее ровесница…
Лисичка осторожно пила молоко.
Мэй. Имя — это уже важно.
Ренцо смотрел, как она пьет, сам задумчиво сжимая в ладонях кружку.
— Сейчас придет врач, — сказал он. — Ты, пожалуйста, дай себя осмотреть. Не сопротивляйся, не кусай его, хорошо? Он не сделает тебе ничего плохого.
Мэй напряженно сверкнула глазами.
Вряд ли она позволит, чтобы успокоиться — ей нужно время. Ничего, как-нибудь справится.
Однажды в детстве они с братом нашли лису на заднем дворе. Молодую и глупую, что не побоялась подойти близко к жилью, везде сунуть свой нос, но запуталась в старых сетях под навесом. Никак не могла выбраться.
Лино решил освободить ее. Но лиса боялась слишком сильно, пожалуй, людей больше, чем смерти. Она рвалась и кусалась из последних сил, не понимая, что ей не желают зла. Такая маленькая и такая отчаянная. Лино было девять, Ренцо пять. Можно было позвать взрослых, но Лино все хотел делать сам, и никогда не отступал от задуманного.
Лиса изорвала ему все руки, но Лино не плакал, только кусал губы, когда врач накладывал швы.
Потом лиса убежала. А Лино остался, и тогда страшно гордился своим поступком, видел себя героем, спасителем, а Ренцо еще больше гордился братом.
Сейчас…
Вот она — его лисичка.
Смешно.
Сейчас все иначе.
Сейчас гордиться ему нечем, как бы ни поступил.
— Трибун! Что ты творишь? На тебя уже жалуются.
Легат был огромный, как и все драконы, стоило ему войти — в шатре сразу стало тесно. И еще теснее стало, когда вслед за легатом вошел представитель Гильдии с охраной.
Ренцо бросил короткий взгляд на Мэй.
— Сиди, все хорошо, — тихо сказал он по-джийнарски.
Поднялся на ноги.
— Кто жалуется? — громко спросил он.
— Тони Мастронзо. Говорит, ты освободил девчонку, а девчонка опасна.
— Тони жадный трус, Тэд, ты же знаешь его. Он хотел продать мне клетку, и теперь недоволен. За девчонкой я прослежу сам. Под мою ответственность.
Почти непроизвольно он шагнул вперед и в сторону, закрывая Мэй собой. Она не двинулась.
Легат криво ухмыльнулся.
— Она чистокровная джийнарка, трибун, посмотри на ее глаза. И я бы не советовал поворачиваться к ней спиной. Это она порезала тебе шею? Не пытайся скрыть, на воротнике все равно осталось пятно. Хочешь развлечься? Поиграть с ней? Играй… Я верю в твои силы, верю, что ты можешь не спать, не срать, не отходить от нее ни на шаг до самого Илоя, да и потом тоже. Но парни волнуются. Если не хочешь сажать ее на цепь, то крайне советую нанять хорошую гильдейскую охрану, даже не своих волков, и поставить у шатра, пусть сторожат, всем будет спокойнее. Но клетка обойдется тебе дешевле.
Отказаться нельзя.
Ренцо прекрасно понимал, что на территории военного лагеря распоряжается не он, и слово легата — закон. И дело даже не в девчонке, а в самом Ренцо. У Тони с ним старые счеты. Да и не только у Тони.
Отступать поздно.
— И во сколько обойдется?
— Две тысячи.
Он потер подбородок.
— Я надеюсь, это полная цена до самого Илоя?
— А если бы я сказал, что это плата в день? — хмыкнул легат. — Каждому из трех твоих новых охранников. Что бы сделал?
— Я бы поторговался, — сказал Ренцо.
— Ты дорого мне обходишься, — тихо сказал он, садясь рядом на корточки, поправляя одеяло.
Гильдейскому врачу отдал семь с половиной.
Гильдейские врачи не то, что свои, за их услуги приходится платить баснословные деньги, но и медицина их на грани магии, не для простых людей. У своих — сушеные корешки, пиявки да припарки, от которых если пациент не помер сам, то, значит, очень хотел жить. В Гильдии все иначе. Другой мир, другие правила…
И дело даже не в деньгах, Ренцо вполне мог себе это позволить…
После лошадиного укола снотворного Мэй лежала, раскинув руки, запрокинув голову, по подбородку текла капелька слюны. Безвольно. Беспомощно.
Сначала Ренцо отказывался от снотворного для нее, хотя эта лисичка напряглась и зажалась сразу. Сразу и надо было, к чему тянуть. Но пока дело касалось синяков, разбитого лица и трещины в ребре — еще можно было справиться.
Деметри велел снять с нее рубашку, поставить на ноги и подержать руки. Это, как раз, понятно. Глаза Мэй были полны ужаса, она тряслась мелкой дрожью и ощутимо вздрагивала от каждого прикосновения латексных медицинских перчаток. И еще больше от мелких уколов под ребра — что-то там для скорейшего восстановления… Ренцо держал ее сзади, фиксируя руки, стараясь не слишком давить, но достаточно крепко, чтобы она не могла вырваться.
Это всего лишь врач, она понимала.
На лице Деметри застыла брезгливость. Но Ренцо платил достаточно, чтобы эту брезгливость побороть.
— Внутренних повреждений нет, воспаления нет, — сказал гильдиец, — а отек скоро прошел бы и сам, без моего вмешательства, у нее регенерация не хуже, чем у волков-оборотней. Ей хватило бы отдыха и нормального питания, но так завтра утром будет в хорошей форме. Если хотите, я могу временно снизить ее реакции и активность, для более спокойной транспортировки в Илой. Потому, что иначе — сил у нее прибавится, а ее действия и так непредсказуемы.