Слуга господина доктора
Шрифт:
– До свидания, – сказала она, помявшись.
– До свидания, – сказала Марина, не поворачиваясь к ней. Мне это показалось неучтивым, и я пошел проводить девушку до лифта.
– Позвони мне завтра, – сказал я.
– Сюда? – спросила она.
– Нет, вряд ли.
Я написал на пачке сигарет телефон матери.
– А сигареты? – спросила она робко (пачка была почти полная).
– Ничего, ничего.
Я вернулся в дом, где Марина распаковывала сумки машинальными женскими движениями. Мне хочется, чтобы довершить неловкость ситуации вложить в эти сумки какие-нибудь бытовые подарки мне – рубашку, скажем, или галстук. Ну, чтобы побольнее
– Алло, Котярушка? – это была Робертина. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
– Что? Что? Говорите!.. – я отрывисто взлаивал в трубку, словно не слыша.
– Котяра, – заорала Робертина так громко, что я испугался, как бы Марина не услышала, – это я! Я - Лера!
– Здесь такие не живут, – сказал я сухо.
Робертина замолчала, осмысливая.
– А... – сказала она.
Я выждал секунды четыре и положил трубку на рычаг.
– Что, ошиблись? – спросила Марина тихо.
Ошиблись, душенька, муся моя. Нечего было с самого начала затевать нашу гиблую совместную жизнь. Ладно, этот лопух Василий Розанов, но я-то с моим умом и талантом ужели сразу не расчухал, к чему все это приведет? «Любите любящих» . А как их любить? Скажи мне, Василий Розанов? Скажи мне, Даня?
Что было дальше – не помню. Все было так стыдно и мерзко, что дружественная память изгладила не только подробности, но и все обстоятельства последующего разговора. Наверное, я забрал трусы, носки, диссертацию и поехал к маме.
Из отчета Марины Чезалес
Милый Арсений Емельянович!
Уж не знаю, вправду ли был...
Только помню: петляющая дорога «Матвеевка – «Эрик Свенсен» . Полупустой тусклый вагон электрички, неизменно обледенелый спуск с платформы, новый мир широко расставленных глаз.
Перебираю, загребая целым ворохом, очарованная многоцветной пестротой, и медленно, по одной пропускаю бисерины воспоминаний, любовно задерживая и рассматривая каждую на свет. (Это бусики Сене на свитер.)
Персефоны зерно гранатовое,
Как забыть тебя в стужах зим,
Помню губы двойною раковиной,
Приоткрывшиеся моим.
Вот она, моя жизнь: страстная, мрачная; звонкая, счастливая; холодная, прекрасная; веселая, мучительная, блаженная.
Я без стыда выставляю ее в центральном зале моего музея. Жемчужина коллекции покоится на мягкой припухлости бархата. Не трогайте руками. Отступите на шаг. Сеня Ечеистов. Каким я его знала.
Помнишь, там, на Качалова, ты читал нам «Биографию» ? Так я... В общем, если б можно было все с первого кадра, я б отмотала. Холод остывающего трупа на уровне желудка, безумство безысхода, блаженство, ужас... До минуты...
Кроме одной. Помнишь, я прихожу от Ободовской из больницы. Ты там, за закрытой от меня дверью, трахаешься с какой-то тварью. Подобрал вчера.
– Подожди, у меня гости.
(Арсик, ты предавал меня так низко. Назначать свидания у меня дома после того, как мы расстались – было нельзя.)
Сука, благочестиво сложив ручки на коленях, сидит в кресле. Кресла нам подарила твоя сестра Катя на обустройство молодым.
– Это моя жена, Марина. Это...
(Пауза.)
– ...ну... Оля...
(или Лена, Маша, Галя – даже ты уж сам не помнишь, наверное).
– Арсений, когда вы уйдете?
(Очень
– Она сейчас. Я чуть позже.
(Извини, милый, тебе это будет неприятно, но ты не ушел. Ты не хотел идти – на улице холодно, поздно, ехать некуда. Ты радуешься.)
– Я думал, ты одобришь, что это хотя бы не сирота.
(Когда тебе предпочитают «высокую» страсть – убийственно. Но я поняла. Когда изменяешь с первой встречной... Даже не за тридцать серебряников, прости Господи!)
Письмо Робертины от 6 января 1996
Здравствуй мой любименький хорошенький Арсик или «котярушка» .
Пишит тебе с большой любовью и уважением к тебе Лера или «волчарушка» . Любимой мой Арсик я очень обеспокоина о тебе. Когда я пазванила тебе 5 января я просто неузнала твой голас я понила что ты был сам несвой. Мы так стабой не смогли поговарить я понимаю что ты был не один Но я баюся что и за проблемы с Мариной у тебя подкочает здаровья и я боюся что нервы у тебя невыдержут и ты можеш слечь в кровать. Не дайта Бох этому произаити. Миленький мой Арсик я тебя так сильно люблю и буду любить тебя всю сваю жизнь что есть мои силы. Только верь мне мой милой вить ты мой идеал ты самоя хорошея, кросивоя что есть на этом свете и обольшом мечтать проста нельзя и лутша всего этого проста не существует на белом свети Арсик будет лутча если ты будеш жить у меня по томучта я думою у тебя с Мариной вопрос не решился как вы будете дальше жить Арсик мой милой вить мы любим друг друга так почемуба нам жить не в мести друг у друга вобятиях и любви и ласки. Арсик поверь мне я хочю чтоба у тебя и Марины наладилися хорошие отношения И пресем этом чтоба ты небросил меня и главное помнил что утебя есть я и что я тебя люблю Арсик я прошу тебя ище раз не разбивай наша щастья что нам обоим подорил Госпоть Бох.
И если Вы оба ты и Марина не найдете общай язык ты обезательно должан принять решения жить у меня.
Я знаю что ты скажешь что у нас будут трудности с работой, и деньгами. Ноя Арсик щитаю что все эти трудности преодолеем вить Арсик ты и сам знаешь что все это преодолима и все в наших руках конешно если мы этого захотим и я верю в тебя и всебя что мы хотим и все у нас получица я даже согласна уехоть куда небуть в другой город Арсик ствоей професей ты везде найдеш работу и я найду работу по сваему уму и уж поверь мне мы будем как сыр в масле котаца и все нам только будут завидовать Арсик я хочю чтоба мы были вмести где угодна и как угодна Арсик я прошу тебя неростраевоися и зо Марины бериги свае здоровья и силы вить ты ище молодой и они тебе понадобюца и вобще держи хвост писталетом. Арсик мой любименький я зоканчиваю свае письмо адресовоное тебе еще раз прошу тебя люби меня и небросай меня Арсик очень прошу, умоляю тебя береги себя и ковсему что в этом письме написоно отнесися с душой и пониманием. ДОСВИДАНИЯ АРСИК Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ И НЕКОМУ НЕ ОДАМ ТЕБЯ. Не обижай Енота.
ДОРОГОЙ МОЙ ЛЮБИМЕНЬКИЙ АРСИК! ПОЗДРАВЛЯЮ ТЕБЯ С ПРАЗДНИКОМ РОЖДЕСТВО ХРЕСТОВО желаю тебе хорошего здаровья а тагже самого тебе дорогова что есть на белом свете. Пусть как можно скорея покинут твое серца все печали. Пусть в твое серца поселица солнушко а в душу тваю поселица чистое ясное неба. И если тебе будет плохопусть это солнушко согревает твае сердца и душу тваю. Пусть глоза твои будут чистыми ясноми как чистое ясное неба. С УВАЖЕНИЕМ КТЕБЕ ЛЕРА.
XVIII