Слуги Ареса
Шрифт:
– На корте? Или с модельками?
– А! Что с тобой, с неразумным... Давай к делу.
Ты что же, полагаешь, что Контора могла писаку грохнуть?
– Не исключаю. Теперь.
– Брось!
– Гущин пренебрежительно махнул рукой.
– Убирать болтуна, когда уже произошла утечка... Накой?
Генерал заглянул в паспорт книги, присвистнул.
– Тридцать тысяч экземпляров! По всей стране...
Версия твоя - бред бывшего диссидента. Месть сатрапов режима и все такое... Для Боннэр оставь. Или сам романы собираешься кропать?
Елизаров пропустил ехидное
В болтовне Гущина все же проскочило то важное, за чем он сюда и приехал.
– Значит, утечка есть?
– тихо спросил он.
Генерал поколебался минуту, потом сумрачно бросил:
– Да!
И это "да", повиснув в воздухе, надолго прервало живой диалог старых знакомых.
И только когда бутылка почти опустела, беседа возобновилась и продолжалась далеко за полночь. А на страницах злополучной книжки появилось множество новых отметок.
V. ПОИСК ЦЕЛИ
Когда Степанов вошел в кабинет, то первое, что бросилось ему в глаза, была опухшая физиономия Вальки Кислицина. Неумело загримированные многочисленные следы побоев превратили некогда благородный лик в подобие маски неудачливого провинциального клоуна. Хозяин кабинета генералмайор Александр Алферов, высокий сорокадвухлетний брюнет, присев на край стола, задумчиво разглядывал пострадавшее лицо своего подчиненного.
– Вот, Миша, полюбуйся на этого... Портоса!
– сказал генерал, обращаясь к Степанову.
– Для меня уже второй работой стало его с кичи вынимать!
Степанов не смог сдержать ухмылки. Последнее приключение Кислицина уже было известно в Центре. Находясь в состоянии позиционной войны с собственной тещей, которую он и в глаза и за глаза именовал не иначе как "мойра", Валька неоднократно попадал в ситуации, скверно отражающиеся на его карьере и ставящие под удар честь мундира офицера ФСБ. Сутки назад, в легком подпитии, он покинул семейныч очаг в первом часу ночи, дабы не усугублять кофликт с особенно разошедшейся "мойрой".
Случилось, однако, так, что противник заблокировал дверь квартиры, поэтому бравый сотрудник антитеррористического Центра удалился из помещения способом, мягко говоря, нетрадиционным.
На его беду по переулку проезжал патруль муниципалов. Зрелище здоровенного мужика, вылезшего из окна четвертого этажа "хрущобы" и с обезьяньей ловкостью спустившегося по стене на грешную землю, потрясло наивных милиционеров до глубины души. Конечно, если бы сержанты знали, что отработка подобных трюков, равно как и приемов рукопашного боя, занимают все служебное время майора Кислицина, они не стали бы так удивляться и скорее всего поспешили покинуть место происшествия. Но с балкона неслись вопли "мойры", и чувство долга толкнуло солдат правопорядка навстречу приключениям.
Попытка овладеть Кислициным силами одного патруля окончилась для последнего плачевно. Расстроенный семейными обстоятельствами майор работал весьма вдохновенно, можно сказать, с огоньком.
Сейчас на столе Алферова лежала копия милицейского протокола, текст которого изобиловал орфографическими ошибками и любопытными синтаксическими конструкциями.
– Ну и о чем же вы думали, товарищ майор, нанося сержанту Стаднюку "ушиб средней тяжести в область головы"?
– спросил Алферов ледяным голосом, сверившись с протоколом.
При обращении генерала Кислицин встал, помятое лицо его напряглось, вспухшие губы что-то прошептали беззвучно.
– А что это за "спецсредства", которые вы "поместили в брюки сержанта Голубеева"?
– продолжал спрашивать Алферов.
– Дубинки. Резиновые, - сумрачно ответил майор.
– Сколько?
– спросил Алферов.
– Четыре, - сокрушенно вздохнул Кислицин.
– Смирно!
– скомандовал Алферов. Кислицин вытянулся.
– Вы сознаете, майор, что, сорвав погоны с начальника отделения и "повредив металлические конструкции с невозможностью для последующего ремонта в помещении для задержанных", вы нанесли моральный и материальный ущерб офицерам МВД, которые, в отличие от вас, безукоризненно выполняют свой служебный долг, скромны в быту и, безусловно, морально устойчивы?
– Так точно!
– рявкнул Кислицин, глядя мимо Алферова в окно.
– Я объявляю вам выговор, майор Кислицин! Предупреждаю, еще один подобный случай - и я буду вынужден отозвать представление о присвоении вам звания подполковника! Стыдно! Парткомов на вас нет.
Идите, вы свободны.
Кислицин повернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета.
Едва закрылась дверь за его медвежеобразной фигурой, как Алферов рассмеялся и показал Степанову на стул:
– Присаживайся, Миша. Ну Валька, ну гусь! Придется в Иркутск его запихнуть недельки на три. Муниципалы страшно взбеленились, уж и не знаю, как это все на тормозах спустить... Что там у тебя?
Степанов встал и молча подал рапорт. Генера.
прочел" спросил удивленно:
– Что это тебя в июне потянуло?
– Личные обстоятельства, товарищ генерал.
– Нет, капитан, даже не проси. Ты же знаешь - первые группы уже сформированы, со дня на день работа должна начаться.
– Двадцатого июля, - позволил себе напомнить дату Степанов.
Алферов поморщился.
– Что, очень сильно нужно?
– Да.
– Ну ладно. Две недели. Больше не могу. И из Москвы никуда не уезжать. Пойдет?
– Пойдет.
Алферов написал резолюцию на рапорте, протянул бумагу капитану.
– Желаю побыстрее разобраться... с личными обстоятельствами.
– Спасибо. Разрешите идти?
– Иди, Миш. Отдыхай.
Генерал протянул Степанову руку, намеренно задержал пожатие, взглянул в глаза.
– Ты поаккуратней... отдыхай. И если что - от меня тайн нет.
– Как всегда.
– Ну давай, давай...
...Сколько времени требуется, чтобы разыскать в Москве исполнителя заказного убийства? Бесконечность - если двигаться путями, не запрещенными законом, и две-три недели, если пользоваться агентурными методами, мягко говоря, противоречащими положениям Процессуального кодекса. У Михаила Степанова было как раз две недели - срок небольшой, но вполне достаточный, если действовать решительно и энергично.