Слушайте, о волки!
Шрифт:
Последняя попытка систематизировать притчи и сказки, раскрывающие Традицию, в виде единого сборника была предпринята пару тысяч лет назад и получила название Книги (что в манифестации разных культур и народов отражено как Коран, Библия, Тора и т. д.), однако она осталась практически незамеченной как раз по причинам, изложенным выше. Таким образом, мы не рекомендуем всерьёз рассчитывать, что рассказав кому-то, скажем, про курочку Рябу, вы обеспечите собеседнику понимание двух фактов: во-первых, бесполезности несения золотых яиц для тех, чья ментальность и культура обрекают их лишь на безрезультатные попытки золотые яйца разбить и сожрать, во-вторых, невозможности диалога с людьми, впадающими в истерику сразу после того, как их горячее, но не достигнутое ранее желание, вдруг осуществилось в форме случайности (посредством «мышкиного хвостика»). Культура воспитания и обучения метафорами осталась в Золотом веке, в Сатья-Юге: хотя из этого благословенного времени к нам иногда и забредают чудаки, которым Будда, как мы ещё упомянем в этом тексте далее, в качестве объяснения просто показывал пальцем – и
Ученица метапсихолога замечает, что когда она ещё была психологом, она иногда на реплику пациента «Не хочу так жить!» по наивности отвечала «Но ведь никто и не заставляет вас так жить…», после чего получала ещё более трагичное «Вы предлагаете мне покончить жизнь самоубийством?!» Тут она спохватывалась и начинала сказку о витязе на распутье, который всегда может выбрать, пойти налево или направо, то есть выбрать ту жизнь, которой он хочет жить, безо всякой необходимости разбивать себе голову о придорожный камень. Однако в позднюю Кали-югу эффективность сказкотерапии резко падает, поскольку странствующие витязи склонны выбирать уже только между суицидом и антидепрессантами, как двумя вариантами, не требующими необходимости думать. Скажем прямо: наша ученица с её попытками творческого подхода к своей бывшей профессии крайне выгодно смотрится на общем профессиональном фоне. Большинство её коллег сделали ставку только на два рабочих инструмента, один из которых – это ответ на любой вопрос пациента вопросом «А что Вы об этом думаете?», а второй – так называемое активное слушание, то есть буквальное проговаривание за пациентом произносимых им фраз: этот последний даже вызвал к жизни известный анекдот.
Пациент (мрачно): Моя жизнь лишена смысла…
Психолог (заинтересовано, поддерживающе): Итак, ваша жизнь лишена смысла…
Пациент (мрачно): В моей жизни нет никаких перспектив…
Психолог (заинтересовано, поддерживающе): Да, в вашей жизни нет никаких перспектив…
Пациент (мрачно): Я постоянно думаю о самоубийстве…
Психолог (заинтересовано, поддерживающе): Вы постоянно думаете о самоубийстве…
Пациент (подходит к окну и выпрыгивает).
Психолог (подходит к окну, заинтересовано, поддерживающе): Шмяк!..
Но вернёмся к основной теме. Поскольку, как мы увидели, слова означают не то, что они означают, а объяснять, тем не менее, приходится, то единственным решением представляется объяснять при помощи тех слов, значения которых человеку неизвестны: то есть посредством слов, в отношении которых у слушателей гарантированно не может возникнуть нарциссического ощущения понимания их значения (которое и является главным врагом создания верного образа). Нечто похожее проделал Даниил Андреев в своей «Розе Мира»: его уицраоры, жругры, сальватэрры, сакуалы и затомисы, лишая читателя возможности самодовольно-снисходительного «Да-да, я понимаю, о чём Вы, но ведь это уже не ново и, похоже, это далеко не так…», по-видимому, действительно сумели донести некую информацию если не до всей, то как минимум, до некоторой части аудитории, что подтверждается популярностью и продолжающимися переизданиями книги.
В маргинальной части русского социума вопрос объяснения и понимания в обход привычных слов был решён с традиционной смекалкой: заимствованием целого языкового пласта из идиша, то есть из языка народа, которому, собственно, и выпала историческая честь продемонстрировать всем прочим схему исхода из плена фараонова. Выражение (биту бе офен), трансформировавшееся в дореволюционном русском в грубоватую директиву «Ботай по фене!», в ветхом уголовном завете звучало примерно как «Пожалуйста, прояви манеру в разговоре» (то есть выражайся так, чтобы я тебя понял: но только я). Использование слов, значения которых большинству окружающих непонятны, позволяет достичь двух результатов: сохранить конфиденциальность в общении между своими, и доходчиво и кратко объяснять что-либо своим. Однако при употреблении этих слов в адрес чужих задача тоже успешно решается: скажем, фраза «Я вам, чепушилам зелёным, рамсы на ваш фарт раскину, чтобы не щемились и не стреножились, а стояли прямо и открыто за любой правильный кипеш» позволяет сформировать столь же яркий и точный образ, что и фраза «Дорогие друзья, причиной ваших переживаний и отдельных неадекватных решений являются всего лишь некоторые когнитивные заблуждения, от которых мы легко избавимся в процессе нашего разговора». Коль скоро мы упомянули про идиш, то наш эксперт по делам национальностей поясняет: еврей с одинаковой вероятностью мог бы произнести как первую, так и вторую фразу, так что бородатый анекдот насчёт национальных манер и деликатности (« – Василий Иваныч!.. – Чего, Петька? – Василий Иваныч, ну вот скажи мне без пи…дежа: ты еврей? – Хм…Видите ли, Пётр…») не должен вводить в заблуждение. Поблагодарив эксперта, заметим: дело не в эмоциональной и поведенческой манере, а исключительно в семантическом способе создать образ. Попробуйте, например, прочесть первую фразу задушевным голосом доброго дедушки, рассказывающего внукам сказку на ночь, а вторую – железным тоном генерального прокурора, подводящего итоги двухлетней работы межотраслевой комиссии, и вы создадите совершенно новый эмоциональный и поведенческий контекст: но создаваемый семантическим способом образ останется тем же. Важно подобрать слова (пусть даже и совершенно непонятные по значению): и особенно важно сделать это тогда, когда необходимо кратко донести что-то очень содержательное и глубокое.
Поэтому ниже мы приведём суть Традиции, содержание Принципа, устройство мира, смысл жизни, и прочие важные вещи в сжатом виде, тем самым дав возможность имеющим уши услышать, и освободив их от необходимости читать книгу до конца: для всех прочих повествование продолжится в более привычной манере. Мы заменили те ключевые слова в Откровении, которые употребляются в повседневной речи каждый день (и, как следствие, предельно затасканные и обесцененные), и по поводу которых у каждого из нас есть иллюзия понимания их значения, на некие переменные, которые такую иллюзию гарантированно исключают, чтобы обеспечить, таким образом, верное образное понимание общего смысла Откровения.
Итак, вот она, Изумрудная Скрижаль, найденная на шкуре последнего волка, обнаруженного на последней отколовшейся от края Гипербореи льдине, и чудесным образом спасённая для современников:
Главная Твоя ценность – это Валвпраомтыв.
***
Ты есть Дшумцовл,
и мир, в котором Ты живёшь, это Кжепхрзынь.
Чтобы сделать мир Дорасаицао, начни Хцоармылао.
Когда начнёшь Хцоармылао, поймёшь:
то, что Ты принимаешь за Кжепхрзынь,
есть Чамберспепс,
а то, что ты принимаешь за Чамберспепс,
есть Кжепхрзынь.
Чтобы получить Вдотщтус,
нужно отказаться от Вдупудквиплетвидла.
Длоадултв
в действительности находится внутри Воалдалпо,
и связан с ним через Длалрашцуар.
Когда начнёшь Хцоармылао – увидишь.
***
Не плапд, не омберм, не умтвыты.
Всегда и везде только Валвпраомтыв.
Ибо всё остальное – Хвылаолаокптелцоп.
Глава 2. Thank you, mister Barnum!
Увидеть мир в одной песчинке,
И космос весь в лесной травинке,
Вместить в ладонях бесконечность
И в миге мимолётном – вечность…
(Уильям Блейк)
Название этой главы («Благодарим вас, мистер Барнум!») не что иное как отсылка к другому англоязычному высказыванию, известному куда более широко, и звучащему как «Good luck, mister Gorsky!» («Удачи, мистер Горски!»). Напомним эту небольшую легенду из жизни американского астронавта Нила Армстронга, сочинённую НАСА в рамках подготовки общей легенды о его бессмертном подвиге: когда Нил был ещё подростком и играл в бейсбол на лужайке возле дома, он услышал, как шумно ссорятся между собой соседи, мистер и миссис Горски. Подобравшись поближе, юноша разобрал гневную фразу миссис Горски, которая адресовалась мужу: «Оральный секс? Оральный секс?! Ты получишь его в тот день, когда соседский пацан прогуляется по Луне!!» Много лет спустя, когда повзрослевший Нил, первым из людей, ступил-таки на поверхность верного спутника Земли, он произнёс две фразы, одна из которых («Маленький шаг для человека – большой шаг для человечества!»), разнеслась по всему миру, а вторая («Удачи, мистер Горски!»), по понятным причинам не претендующая на девиз-мотиватор для дальнейших цивилизационных свершений, тем не менее вдохновила нас на создание настоящего заголовка.
Если бы у нас была возможность спросить самого мистера Ф.Т.Барнума, величайшего иллюзиониста всех времён и фактического создателя современного цирка (которому, собственно, и адресовано наше «Благодарим»), что он думает по поводу всего этого, то в ответ услышали бы, вероятно, примерно следующее: история про супружескую пару, разошедшуюся во мнениях относительно способов доказать друг другу свою привязанность, выполняет во всей этой конструкции функцию яркого, смешного, но заведомого маловероятного утверждения, играет роль небольшой лжи, которая призвана, всего-навсего, переместить акцент внимания с главного обмана на самоё себя. Когда публика слышит, что: а) человек слетал на Луну; б) он, тем самым, выполнил условие незадачливой соседки, в связи с чем ей придётся-таки пойти навстречу своему мужу в его интимных запросах, эта самая публика дружно хохочет «Смешно, но не может быть!» как раз по поводу второго факта, – но ей даже в голову не приходит сделать то же самое по поводу первого. Конструирование информационного пространства – сложнейшая магия (как мы увидим далее из этой главы), частью которой, собственно, и является нехитрый приём «подставиться в малом вранье, чтобы поверили в большом». Скажем, в подцензурном советском кинематографе его часто применяли режиссёры, чтобы протащить через редакционную комиссию важный для них смысловой кусок, по поводу которого у них были подозрения, что его не пропустят и вырежут: рядом в фильм вставлялась такая дичь, по сравнению с которой этот кусок выглядел просто образцом толерантности и достоверности. В результате, наивные редакторы с гневом набрасывались на дичь, режиссёр имитировал отчаянное сопротивление (или просто стыдливо ковырял ножкой пол), кусок с дичью торжественно вырезали из фильма, а важная для режиссёра мысль оставалась в картине и благополучно доезжала до зрительского ума, поскольку всё внимание цензоров было направлено в другую сторону. Благодарим за разъяснение, мистер Барнум.