Слушайте, о волки!
Шрифт:
На протяжении всей этой главы мы неоднократно обращались к примерам из области зоологии (и будем продолжать это делать и в дальнейшем, памятуя о том, что природа – лучший учитель). В частности, мы обсудили, что серьёзное преимущество в мышлении и поведении волка по сравнению с псом связано с восприятием тем и другим времени и пространства: что, в свою очередь, обусловлено наличием конуры и забора, искажающих время, и поводка, ограничивающего пространство. Однако снять собаку с поводка – ещё не значит превратить её в волка. Дело в том, что ваш пёс, который только что натягивал изо всех сил поводок, и даже рвался с него со всем возможным энтузиазмом, словно бы давая вам понять, что отстегнув, вы его более никогда не увидите, сразу после отстёгивания начинает с задорным лаем и весёлыми кульбитами совершать круги на расстоянии двух поводков от вас: всё его представление о свободе ограничено именно этим пространством. А ведь кроме поводка, в вашем (и в его) распоряжении есть ещё и конура, и забор, о которых мы рассуждали чуть ранее: и они являются железобетонной гарантией того, что даже если вы вдруг уйдёте с улицы с поводком, но без пса, то он начнёт ломиться сквозь забор к конуре сразу, как только подоспеет время обеда. В картине мира любого одомашненного животного (и современный человек не исключение), разумеется, присутствует и конура, и забор, и ошейник с поводком, на которые имеет смысл взглянуть чуть более подробно.
Лишение свободы, ампутация воли и уничтожение способности к творчеству осуществляется последовательно по шести ступеням (о них речь далее): от самой простой и примитивной, в виде прямого насилия, до самой изощрённой и незаметной – выбора способа мировоззрения. Соответственно, возвращение к полноценной жизни, то есть к свободной воле и творчеству, производится по этим же шести ступеням, но уже в обратном порядке: от выбора способа мировоззрения до избавления от насилия (об этом, в частности, мы поговорим в главе «Священная война», где покажем и важность именно такого порядка: пациент, начинающий борьбу за собственную свободу с насилия, обречён на неудачу по метапсихологическим причинам).
Самый простой и быстрый способ вернуть пса домой (или вообще не выпускать его на улицу) состоит, само собой, в том, чтобы просто хлестнуть его поводком по загривку. Это прямое насилие: если вам приходится к нему прибегать, значит, вы уже упустили чего-то важное на предыдущих пяти этапах общения с питомцем. Как говорил 2 500 лет назад Сун-Цзы в своём трактате о военном искусстве, «Война – путь обмана, обман – путь войны». Перевод этой фразы с иероглифических образов (Сун-Цзы китаец и писал иероглифами, поясняет наш военный эксперт) чаще всего встречается именно в этой формулировке; однако в действительности мысль великого мудреца лучше выражается так: «Война следует за обманом, обман ведёт к войне». Война (или любое насилие) становится, в трактовке Сун-Цзы, неизбежной только в случае, если не удался весь предыдущий обман: тогда она остаётся последним, крайне грубым и затратным, способом получить своё. Вставая на путь обмана, необходимо понимать, что в конце этого пути – война, насилие: так что избежать этой войны возможно только либо самым изощрённым и качественным обманом, либо отказом от обмана вообще (путь мира). По Сун-Цзы, насилие – «плохая война», ибо сопряжена с потерями, а главное – она видна противнику, поэтому для него очевидны и способы противостояния в виде ответного насилия: даже если у него пока на таковое не хватает сил. А вот подчинение другими средствами, качественно более высокого уровня – «хорошая война», ибо незаметна, эффективна и куда менее затратна. Наш военный эксперт добавляет: хотя человечество формально завершило свою вторую мировую войну три четверти века назад, оно тут же начало третью – и на этот раз полностью в логике старого китайца, отказавшись от «плохой» войны в пользу «хорошей». В этой гибридной войне (как её сейчас называют не только китайцы) уже есть свои победители и проигравшие, и есть целые страны, оказавшиеся в состоянии гибридной оккупации: хотя их потери от поражения и репарации, которые они выплачивают победителям, вполне сопоставимы с результатами предыдущих насильственных войн. А ещё тут на днях выпустили новый танк, продолжает наш эксперт: но мы оставим его один на один с попыткой обосновать возможность выхода из гибридной оккупации при помощи новых танков и вернёмся к нашей теме.
Насилие, таким образом, само по себе не есть власть: власть – это отложенное насилие, это угроза насилия, которое неизбежно придётся применять, если не сработает обман, а власть нужно будет сохранить. Если вы уже лупите своего пса по башке поводком, это означает, что он не признал вашей власти над ним на предыдущих этапах: не выполнил команду «К ноге!», не дал взять себя на поводок и так далее. Вступив с собственной собакой в насильственную войну, вы, тем самым, признали свою неспособность властвовать над нею при помощи обмана (конуры, кормёжки, поводка, забора и т.д.). Власть над собакой, таким образом, заканчивается насилием, и насилие выступает последним и самым примитивным способом эту власть сохранить; в то время как власть над волком начинается насилием, – потому что заборы, поводки, ошейники, а во многих случаях даже красные флажки, в его картину мира поместить не удастся: впрочем, насилие над волком и заканчивается почти сразу же после его начала, одним-единственным метким выстрелом.
Иными словами, в мире, сотворённом для современного человека недобросовестными волшебниками, людей редко приходится лупить по спинам дубинками, поливать водой из брандспойтов или загонять в масштабные кровопролитные мировые конфликты, то есть применять к ним управление шестого уровня в виде насилия. Дедушка Сун-цзы, пощипывая седую бороду, продолжает твердить, что для того и существует путь обмана, чтобы не приходить к войне: на возражение, что кроме пути обмана, с войной в финале, существуют и другие пути, более древние, и куда более честные и адекватные, старый плут отводит глаза и делает вид, что не расслышал.
Предшествующим удару поводком между ушей (и позволяющим его избежать) является этап, где вы, как владелец, держите (если так позволят нам выразиться уважаемые читательницы) своего пса за яйца. В прямом смысле слова это может выразиться в том, что вы его, просто-напросто, кастрируете. В переносном – начнёте добавлять в его ежедневный рацион пилюли, которые постепенно лишат его интереса не только к особям противоположного пола, но и, так сказать, к энергичным телодвижениям вообще. Разовьём мысль далее: если вы ежедневно даёте своему псу парную телятину, вы получите одно животное; начав валить в его кормушку куриные кости вперемешку с целлюлозой, уже через несколько месяцев вы увидите совсем другое. Правда, даже переведя своего пса на питание исключительно картоном с запахом колбасы, и лишив его, тем самым, излишних физических сил, совершенно не нужных в его привычном режиме функционирования между конурой и забором, вы, при всем желании, не сможете заставить его курить или лакать из миски этанолосодержащую жидкость. В этом смысле дрессировка собаки существенно проигрывает успехам в дрессировке человека, ибо последний не просто ест куриные потроха вперемешку с картоном и запивает разведённым в разных пропорциях спиртом, но ещё и покупает всё это за собственные деньги: заметим при этом, что курящего волка можно встретить разве что в популярном советском мультфильме времён позднего СССР. Таким образом, пока от вас зависит, в каком теле – чёрном или белом – вы будете держать своего питомца, вы надёжно сохраняете управление на пятом уровне (данная реплика не содержит расистского подтекста, поскольку поговорка «держать в чёрном теле» пока ещё выдерживает тест на толерантность).
Допустим, однако, что ваш пёс насмотрелся совсем других мультфильмов, и на этом основании отказался от курения и пьянства, а заодно потребовал парной телятины вместо обёртки из-под колбасы: то есть, иными словами, постепенно выходит из-под контроля. Что это означает для вас и для него? Всё правильно: это означает, что он не получит ни телятины, ни колбасы, поскольку деньги на всё это лежат в вашем кармане, а охотиться самостоятельно пёс, в отличие от волка, и к сожалению для него, не умеет. Поголодав несколько дней, ваш питомец с грустными глазами приходит к вам и привычным жестом кладёт голову вам на колени, как бы говоря «Да ладно, старик, я пошутил»: после чего вы торжественно достаёте из штанов пару купюр и отдаёте ему со словами «Вот тебе аванс, остальное в конце месяца», и пёс радостно бежит на рынок. Если же вы подумали чуть посерьёзнее, и просчитали ситуацию не на один, а хотя бы на два хода вперёд, то происходит следующее. Спустя полчаса ваш верный друг возвращается с рынка и взволнованно начинает объяснять, что на телятину ему не хватает вообще, но даже полкило куриных потрохов уже стоит там в два раза дороже, чем раньше, так что не могли бы вы, так сказать, маленько добавить. У меня больше нет, как видишь, говорите вы, выворачивая один карман, но вот в кредит могу дать, продолжаете вы, доставая из другого кармана ещё пару купюр: после чего пёс с визгом отправляется-таки за кормом. Спустя месяц ситуация повторяется: но теперь вы уже объясняете псу, что всё, что он должен был получить на потроха, уже переложено в другой ваш карман в счёт уплаты по его кредиту. Впрочем, продолжаете вы, могу дать тебе второй кредит… ну, и так далее. На определённом этапе реализации этой экономической модели ваш пёс бежит в лес, где при попытке повеситься на первом же дереве встречает жирного волка, который произносит «Бог в помощь! Ты чего это по деревьям лазишь?» – возвращая нас, таким образом, в ещё один милый советский мультик, заканчивающийся широко известной фразой волка «Ты заходи, если что…» Экономический контроль – четвёртая ступень управления: пока деньги пёс получает из вашего кармана, к волку он больше не побежит.
Для понимания дальнейших уровней вашего обмана собственного пса, при помощи которых он продолжает оставаться вашим псом, а не уходит, так сказать, в волки, вам придётся представить его научившимся говорить и понимать речь (что несложно сделать всем искренне любящим своих питомцев собаководам), а также читать и писать (что сделать, понятно, несколько сложнее). Однако, как только у вас это получится, в вашем распоряжении появится культурно-идеологический способ управления третьей ступени, и вы сумеете поставить своего пса перед серьёзным выбором: хочет он белую конуру или чёрную? Какой поводок ему лучше подойдёт: сине-бело-красный, звёздно-полосатый или зелёный? Предпочитает он бегать вокруг забора по часовой стрелке восемь часов в день и двадцать пять дней в месяц, пока не достигнет пенсионного возраста в двенадцать лет, – или всё то же самое, но против часовой стрелки? И до пятнадцати лет? Далее вы помещаете на заборе напротив его будки правила поведения на территории, где подробно расписан режим облаивания соседского пса, оговорена возможность рычать на случайных прохожих, предоставлено право играть в мячик, и даже гарантирована случка с той самой симпатичной овчаркой, которая живёт во дворе напротив (разумеется, под бдительным присмотром как вашим, так и её хозяина). Для того, чтобы не оскорбить и не унизить вашего питомца введением подобных правил, имеет смысл предложить ему проголосовать за всё перечисленное, поставив вопрос примерно так: «Ты не возражаешь против этого?» (варианты ответов: «да, не возражаю» и «нет, не возражаю»).
Однако и эти ухищрения, буде вам всё же пришлось к ним прибегнуть, означают лишь то, что вы что-то недосмотрели на более высоком уровне управления вашим питомцем: вот и пришлось вам писать правила, морить его голодом и травить целлюлозой. Оглянитесь назад: что ваш пёс думает про себя? Что он думает про вас? Знает ли он, какая великая история связывает вас с ним, какое великое прошлое у ваших с ним отношений, насколько незыблем и вечен весь тот порядок вещей, который он имеет счастье наблюдать, и участником которого он стал? Расскажите своему псу, что тысячу лет тому назад его предки точно так же служили вашим предкам, покажите ему портрет вашего прапрадедушки, к охотничьему ботфорту которого прижимается его прапрадедушка, поговорите с ним о той славной поре. Пообещайте, что эти громкие времена, когда вместо обёртки от колбасы пёс получал кусок свежей медвежатины, непременно вернутся, что будка и конура – это ненадолго, и вызвано исключительно необходимостью, а ваше с ним замечательное будущее равно велико вашему замечательному прошлому, когда его прадед натянутой струной летел между стройных берёз, едва касаясь земли, под звуки охотничьего рожка, под непрекращающийся свист и крик «Ату его, Порывай! Возьми его, Тягай!», а потом, высунув язык, запыхавшись от решающего рывка, лежал неподалёку от костра, прижимая к земле заячью лапу, отрезанную от добычи специально для него, и чувствовал гордость за то, что стал полноправным участником доброй охоты. Пусть ваш пёс почувствует эту гордость своего прадеда в себе, поблагодарит за победу, пусть ощутит в душе далёкую собачью мудрость предков, пусть поймёт, что его будущее ничуть не уступает их славному прошлому, – а заодно прикройте поплотнее дверь, в которую просунулась удивлённая волчья морда, пытающаяся понять, что здесь происходит, и сделайте телевизор погромче. Управление при помощи истории – важнейший аспект, и умелый хозяин обязан с лёгкостью конструировать для своего пса как его будущее, так и его прошлое: этим и объясняется то обстоятельство, что, по примеру опытного торговца собаками Йозефа Швейка, любой новый владелец собаки начинает своё общение с нею с переписывания её родословной.
Всё вышеописанное, от насильственной шестой ступени, на которой вы лупите своего пса ремнём, и до второй исторической, когда он слушается потому, что так было всегда (вернее потому, что вы ему рассказали, что так было всегда), работает при соблюдении главного условия, для понимания которого вам таки придётся показать своему псу волка: хотя бы издали. Поставьте его на опушке леса, меж деревьев которого он увидит обращённый на него внимательный взор холодных жёлтых глаз. У них обоих не будет возможности обнюхаться, потереться носом, уловить взаимное биение сердец или дыхание: они просто будут долго и неотрывно смотреть друг на друга с большого расстояния, не мигая, будут вглядываться, пытаясь увидеть в глазах другого образ, похожий на свой, – или отличающийся от своего кардинально. И если ваш пёс после этого вдруг сорвётся с места и бросится в лес, – вы проиграли, вы его больше никогда не увидите: он понял про себя нечто другое, что-то больше того, что понимал до сих пор. Но нет: он пару раз вздрогнет, словно отмахиваясь от назойливого видения, внушаемого ему холодными жёлтыми глазами, а потом неторопливо потрусит к вашему сапогу и толкнёт вас головой в колено, как бы говоря: ну что, домой? И вы пойдёте домой, он сделал свой выбор; теперь вам остаётся просто применять, один за одним, все вышеописанные способы, стараясь всё же не слишком далеко уходить от фотографии прадедушки и правил на заборе, и не слишком сильно увлекаться плохой кормёжкой и лупцеванием поводком по загривку: ведь вы его, по-своему, любите. Выбор способа смотреть на мир, разница мировоззрения – это самый первый и ключевой этап, которым завершается наше короткое пояснение, но с которого, в действительности, власть как раз и начинается.