Слушайте, о волки!
Шрифт:
Так кто же этот замечательный человек, ставший, воистину, символом всего того волшебного балагана, в который погружён современник Железного века, и который он на голубом глазу принимает за действительность?
Имя Финеаса Тейлора Барнума, как ни странно, известно не очень широко: сходу его способны опознать разве что представители уже упоминавшейся нами архаичной псевдонауки психологии, и то только в связи с одним фокусом из его могучего арсенала, так называемым «эффектом Барнума». Суть этого эффекта сводится к следующему: люди склонны высоко доверять описанию их личности, которое, как их убедили, подготовлено специально для них, хотя по факту является всего лишь набором штампов и расплывчатых обобщений, которые можно толковать как угодно. Таким образом, любое описание чужой личности, составленное с учётом «эффекта Барнума», неизбежно попадёт в цель (в качестве иллюстрации предлагаем представить, что очередь из автомата даёт значительно большую возможность поразить мишень хотя бы одной пулей, чем единичный выстрел, – даже если лупить из автомата с закрытыми глазами). Весь фокус, собственно, сводится к тому, чтобы дать пациенту основание поверить: для этого, например, можно представиться телепатом, способным читать его мысли, астрологом, высчитывающим его судьбу по звёздам, финансовым аналитиком с двадцатилетним стажем исследования биржевых котировок, или просто кандидатом в президенты страны, который знает, что нужно человеку, лучше самого этого человека. Эффект Барнума широко известен именно потому, что этот приём давно выпал, так сказать, из потайного кармана Гермеса Трисмегиста, то есть перешёл из области эзотерических знаний в
Мистер Ф.Т.Барнум начал свою головокружительную карьеру в Соединённых американских штатах с трёх последовательных ступенек, которые обычно и делают из простого американца-обывателя настоящего американца без страха и укропа, того самого плутократа из чистой стали с головы до пят, о котором писал Венечка Ерофеев: торговля, игорный бизнес и, наконец, учреждение газеты. Заурядный человек на этом бы и остановился, ибо комбинация навыков в этих трёх областях вполне позволяет не отстать от Джонсов в изнурительной гонке за мечтой вокруг статуи Свободы. Однако господин Барнум совершил умопомрачительный трюк, который вывел его на принципиально другую орбиту и в дальнейшем позволил его имени стать синонимом плутовства и циркачества самой высшей пробы: он вложил часть своего капитала в парализованную слепую негритянку, возраст которой по документам составлял 160 лет, и которая, по утверждению продавца, была няней самого Джорджа Вашингтона. Сейчас уже можно только гадать, не надули ли самого мистера Барнума на этапе продажи, или эта инвестиция была вполне осознанной, и не придумал ли сам мистер Барнум всю эту историю, но факт остаётся фактом: первые свои деньги в качестве профессионального мистификатора будущий владелец цирка заработал на развалившейся от старости матроне, включая не только её прижизненную демонстрацию, но и демонстрацию её анатомического вскрытия после того, как она через год отдала концы.
Весь последующий путь короля весёлого надувательства был вполне достоин того первого шага, с которого он его начал: в его ассортименте организация грандиозной свадьбы лилипутов, демонстрация Фиджийской морской девы и генерала Том-Тама, великанша Анна Свен и человек-пёс Федор Евтищев, и наконец, в качестве вишенки на торте, «Величайшее шоу на Земле, цирк Барнума и Лондона», фантасмагорическое объединение цирка, зверинца и шоу уродов. С этим цирком мастер мистификаций и обмана не расставался всю оставшуюся жизнь, умело серфингуя на волне зрительского интереса, обывательской глупости и простых человеческих слабостей.
Как и любое изобретение такого уровня, цирк Барнума очень скоро перерос сам себя, то есть к его, и так мощному и живущему на всю катушку, телу моментально присосалось огромное количество паразитов, чьи сердца застучали в унисон с сердцем главного организма, а их трюки и фокусы точно так же стали ассоциироваться с именем мистера Барнума, даже если бы самому организатору безобразия всего этого и не хотелось: в последние годы жизни он весьма скептически относился к откровенному надувательству или мошенничеству, вроде предсказаний судьбы или диалогов с усопшими. Однако представьте себе: в обычный провинциальный город прибывает огромный цирк, и разворачивает свой балаган прямо на рыночной площади. Что бы ни происходило внутри самого цирка и непосредственно на его арене, вокруг него на рыночной площади непременно тоже начнут происходить чудеса разной степени тяжести, совершаемые как вольными художниками, нашедшими на свалке хрустальный шар и купившими в лавке колоду карт, так и группой лиц по предварительному сговору, способными угадать горошину под напёрстком и вылечить саркому лёгкого при помощи куска поваренной соли. Все эти циркачи, а также обычные для рыночных площадей карманники, проститутки и торговцы краденым, независимо от их собственного желания и отношения к ним господина владельца цирка, начинают жить с цирком единой жизнью и дышать в унисон: главное свойство любого балагана заключается в том, что он разделяет мир на тех, кто выступает частью балагана, – и на тех, кому он адресован, то есть туповатых зевак, простаков и ходячих кошельков.
Однако называть мистера Барнума, в целях настоящей главы, создателем современного цирка можно лишь с известной оговоркой, которую метапсихология спешит сделать. Пронырливый американский делец XIX века, наш современник и товарищ по кораблекрушению на нынешнем двадцатипятивековом отрезке Кали-юги, действительно создал бродячий цирк своего имени и положил начало тому формату циркового искусства, который привычен и по сей день: с факирами, жонглёрами, дрессированными животными и клоунами всех мастей. Но точнее было бы назвать его не создателем современного цирка – ибо современный цирк создан три тысячи лет назад, и совершенно другими людьми, о чём мы далее и поговорим, – а, скорее, создателем очень точной и наглядной его модели, в которой детально, добротно и последовательно отражены все главные процессы мирового глобального цирка и выведены прообразы всех его действующих лиц (в этом смысле весёлого короля мистификаторов можно сравнить с человеком, изобретшим глобус: только второй создал уменьшенную физическую копию Земли в том виде, в каком она существует последние несколько сотен тысяч лет, а первый создал её уменьшенную социальную копию, то есть копию человеческого балагана в том виде, в котором этот самый балаган существует последние двадцать пять-тридцать веков).
Уильям Шекспир, разумеется, заблуждался: мир не театр, а люди в нём не актёры (это было бы не так обидно).
Именно публике, зрителям, этой завороженной цирковой толпе и адресованы две самые знаменитые фразы мистера Барнума: «We have something for everyone” и “There is a sucker born every minute”, каждая из которых требует отдельного пояснения.
Первая, «Мы найдём, что предложить каждому из вас»8, собственно, и объясняет бешеную популярность цирка Барнума в Америке второй половины XIX века. Мистер Барнум, со свойственной ему проницательностью, давал публике именно то, в чём она нуждалась, говорил ей то, что она хотела слышать, показывал то, что она хотела видеть: при том, что сами по себе эти ожидания публики не были её собственными, а при ближайшем рассмотрении оказывались, в свою очередь, навязанными ей господином владельцем цирка. Поскольку метапсихология, как уже было заявлено, рассматривает детище мистера Барнума как весьма точную модель человеческого социума времён ночи Сварога, то очевидные демонстрации того, как эта фраза работает в современном мире, любой ученик метапсихолога способен рассмотреть в нём довольно легко.
Действительно: когда среднестатистический потребитель начала XXI века заходит в супермаркет, он с явным удовлетворением обнаруживает, что на окружающих его блестящих полках представлен максимально широкий ассортимент, и внутренне благодарен владельцу магазина за то, что имеет возможность в одном месте купить всё, что ему нужно, после чего привычным жестом берёт на входе большую пластмассовую корзину, – или сразу огромную проволочную тележку, поскольку всё, что ему нужно, вывезти отсюда можно только на четырёх колёсах. Внимательный ученик метапсихолога констатирует, что убеждение этого посетителя по поводу того, что же ему, в реальности, нужно, не принадлежит самому посетителю: на формирование этого убеждения, методично и в течение многих лет, работает вся окружающая его информационная реальность (которая, собственно, для него ограничена телевизором, интернетом, а также разговорами с товарищами по несчастью, также насмотревшимися телевизора и интернета: таким образом, с той действительностью, которая объективно существует, его субъективная и локальная ре-Альность соотносится примерно как футбольное поле соотносится с Восточно-Европейской (Русской) равниной). Разумеется, формированием его убеждения в том, что же ему нужно, почему ему нужно именно это, и почему именно в этом объёме, занимаются те же самые люди, которые и построили для него прекрасный, просторный и светлый магазин, – даже если ему самому кажется, что это какие-то другие люди. Представьте себе мистера Барнума, который, засучив рукава по локоть, рисует на стене собственного цирка огромную афишу «Вы непременно должны это увидеть! Вы всегда этого ждали! Если вы пройдёте мимо – вы никогда себе этого не простите!»: и на проходящего было уже мимо, но ненароком прочитавшего такое простака, три этих магических заклинания оказывают то же действие, которое оказывают на стаю бандерлогов тантрические пляски старого удава Каа. Теперь он бы и рад пройти мимо: однако его ноги, помимо его воли, сами собой несут его в кассу за углом, ибо убеждение, что он обретёт именно то, чего всегда ждал, уже прочно инсталлировано в его неокрепший мозг прямо поверх его расшатанной нервной системы.
Ибо, как говорил Льюис Кэрролл (и это вполне может быть девизом современного маркетолога), любая маленькая девочка должна знать, где находится касса, даже если она ещё не умеет читать.
Отличие описанной картинки от сегодняшней реальности лишь в том, что в силу пространственной необъятности мирового цирка, нынешний мистер Барнум не может одной рукой рисовать афишу, а другой сколачивать арену, поэтому и вынужден раздавать соответствующие поручения своим подручным. Понятно, что если бы у занимающего очередь в кассу (или уже входящего в магазин) простака появилось хоть малейшее желание (и возможность) понять, что же именно ему нужно на самом деле, почему именно это, и почему именно в таком объёме, то он, вполне возможно, на входе в магазин уподобился бы древнегреческому хакеру чужих мозгов Сократу и воскликнул: «Как много вещей, которые мне не нужны!» Однако подобный ход мыслей в голове среднестатистического потребителя эпохи Кали-юги, безусловно, исключение, а не правило: мысли подавляющего большинства населения давно и прочно канализированы в русло, заданное афишей мистера Барнума. Таким образом, его фраза «Мы найдём, что предложить каждому из вас!», внезапно перестаёт быть образцом маркетинговой гениальности, каковой она могла бы показаться при невнимательном рассмотрении. Мистер Барнум знает, что предложить каждому, просто в силу того, что убеждение этого каждого в том, что же он, этот каждый, в действительности хочет увидеть (услышать, купить, надеть) помещено в его голову самим мистером Барнумом (или его ассистентами), и исходя исключительно из того ассортимента, которым мистер Барнум в данный момент располагает. Если у мистера Барнума на складе в данный момент нет луны с неба, однако половина склада завалена солнышками в руках, то в ближайшую неделю на всех столбах будет развешено объявление о том, что «солнышко в руках» (и, в довесок к нему, «венок из звёзд в небесах») необходимо иметь каждому уважающему себя жителю города. Если же ситуация на складе выглядит наоборот, можно не сомневаться: в течение недели до каждого простака будет доведена возможность получить луну с неба, причём в эксклюзивной комплектации, с персональной скидкой и с годовым постгарантийным обслуживанием.
В попытке разорвать этот порочный круг метапсихология обращается с вопросом к приглашённому эксперту, хмурому бородатому хранителю испоконной тайны, и тот, поглаживая коловрат на вышитой рубахе, поясняет, что концептуальная проблема глобального цирка мистера Барнума состоит именно в том, что ассортимент на его складе (или репертуар на его арене), к сожалению для него самого и для посещающих его цирк, крайне ограничен: как уже было сказано чуть ранее, этот ассортимент актуален только для футбольного поля тотального потребления, на котором двадцать два египетских жреца-иерофанта с утра до ночи пинают ногами земной мяч. Но скудный материалистический ассортимент барнумовского склада, к сожалению, совершенно не охватывает духовных потребностей решивших поиграть во что-то другое, кроме тотального потребления, и сделать это на поле побольше, вроде Русской (Восточно-Европейской) равнины. Поэтому-то, продолжает наш эксперт, Русская равнина в конце XX века и была превращена в вышеупомянутое футбольное поле, для чего на ней пришлось демонтировать все мешающие промышленные предприятия, сельскохозяйственные угодья и провинциальные населённые пункты, оставив только то, что и предписано правилами игры: двое ворот и трибуны. На сетку ворот, правда, тратиться не стали: в том числе и потому, что через западные ворота потихоньку выносят всё, что не успели вынести в процессе реконструкции стадиона, а через восточные на поле приходит молодёжь из среднеазиатских, тюркских и китайских футбольных академий. Что же касается трибун, то и они обустроены без особого размаха: почти все потенциальные зрители уже давно в игре, ВИП-ложа вообще смонтирована в Лондоне, так что если кому-то до сих пор и интересно последить за событиями на этой поляне, то он вполне может и постоять. Ничего личного, просто бизнес, заключает наш эксперт: да, маркетинговая политика мистера Барнума носит специфичный характер, но решение по поводу того, продолжать пинать мяч на пустыре, или всё же начать учить уроки, всегда остаётся за самими мальчиками и девочками.