Слушайте песню перьев
Шрифт:
Рука радиста остановилась. Он поправил черные кружочки на ушах и, приоткрыв рот, замер.
— Что, Пинчув? — спросил Станислав.
Третьи сутки отряд безуспешно пытался связаться с центром.
Радист сделал знак рукой: помолчи!
Станислав приблизил голову к кружочку наушника. Там что-то тоненько и настойчиво цвиркало. С трудом можно было разобрать слова «Ковель» и «запад».
Некоторое время радист сидел словно оглушенный, потом сорвал наушники с головы, вскочил на ноги, поднял обе руки вверх и закричал так, что его услышали даже дозорные на краю леса:
— Русские прорвали фронт под Ковелем и перешли Западный Буг!
Лагерь поднялся разом.
Люди кричали, обнимали друг друга, бежали к пеньку, у которого стояла радиостанция. Радиста затормошили, затискали:
— Что передавали еще?
— Давай подробно!
— Где русские сейчас?
Через толпу пробился Ленька. Лицо его побледнело от волнения.
— Что слышал?
— Конец сообщения. Самый конец. Ваши прорвали фронт под Ковелем. И еще передали…
Коник нашел в сутолоке Станислава, схватил его за руки:
— Сат!
— Да, слышал, — сказал Станислав.
— Конец проклятым швабам! Скоро домой!
— Домой, — повторил Станислав.
— …Они передали, — кричал радист, — что в операции под Ковелем участвовали дивизии Войска Польского'
— Э! Если есть на свете Войско Польское, значит, Польша еще не згинела! — закричал Каминский.
— Ур-р-р-ра!
И тут над толпой партизан, освещенной первыми лучами солнца, взвился голос Фелюся Хаберкевича, лучшего певуна отряда:
Нас ни мать, ни жена
Уж не ждут у окна,
Мать родная на стол не накроет.
Наши хаты сожгли,
Наши семьи ушли,
Только ветер в развалинах стонет.
И сотня голосов следом за ним подхватила слова:
Это ветер родной
Он летит над страной,
Он считает и слезы и раны,
Чтоб могли по ночам
Отомстить палачам
За позор и за кровь партизаны!
Станислав стоял в обнимку со старым Коником и тоже пел. Сердце билось в груди сильными глухими ударами. Он пел неистово, почти в забытьи, как во время праздника у Большого Костра в родных лесах.
ЭПИЛОГ
Я закончил повесть под вечер.
Долго сидел за столом, переживая только что написанное. За окном гасли краски уходящего дня. Там, за стенами моего дома, гудели улицы большого города, торопились люди, неслись автомобили. Но я был далек от этого. Я все еще видел чащи Толанди, берега Длинного озера, Лаговицкий мост, у которого только что отгремел бой партизанского отряда со швабами. Мои ноздри ощущали терпкий дым костров, разожженных в нукевап. Мои уши слышали голоса людей, многие из которых давно ушли золотой дорогой солнца в Страну Теней.
Я знал, что должен покинуть места, которые полюбил. Поставлена последняя точка в последней строке. И книга уходит от тебя, — она, как живой человек со своей судьбой, своими горестями и радостями, тоже должна проститься с тобой.
Я еще раз перелистал страницы рукописи, вгляделся в строчки, бегущие по бумаге, и вдруг вспомнил, что написано еще не все.
В ящике письменного стола у меня лежала папка, в которой хранились вырезки из газет и журналов, выписки из книг и фотографии. Все, что я собирал о Сат-Оке и его матери.
Я открыл папку и снова начал просматривать материалы.
Как сложилась дальнейшая жизнь Сат-Ока?
Отряд выдержал еще несколько напряженных боев, потеряв почти половину своего состава. Погиб Ян Косовский, умер от тяжелой раны Юзеф Коник, под Долешице пал смертью храбрых Стефан Каминский. Партизаны бились так же отчаянно, как в свое время сражались н'де против войск генерала Крука. Наступающие советские части спасли отряд от полного уничтожения.
Остатки отряда соединились с Войском Польским и стали одним из его боевых подразделений. Вместе с солдатами Войска Польского Сат-Ок освобождал Кельце.
В 1950 году Сат демобилизовался, кончил школу, потом курсы судовых машинистов в Гданьске и поступил в торговый флот. Вместе с польским гражданством он принял имя и фамилию матери: стал Станиславом Суплатович. За мужество, проявленное в боях с фашистами, Станислав награжден орденом «За заслуги» и медалью «3а храбрость».
Рассказы Сат-Ока о своем детстве в племени шауни, о борьбе индейцев против белых колонизаторов всегда вызывали большой интерес. Его часто приглашали в редакции газет, в клубы и учебные заведения, где он читал лекции о жизни индейского народа, а затем, переодевшись в индейский национальный костюм, пел песни и исполнял танцы родного племени. Товарищи советовали ему написать книгу об индейцах. Он долго не решался, но в конце концов взялся за перо. Книга увидела свет сначала на его второй родине, в Польше, а затем была переведена на русский язык известным украинским поэтом Юрием Ивановичем Стадниченко. Она называется «Земля Соленых Скал».
Шауни до сих пор остаются единственным свободным племенем в Америке. Их очень мало, не больше трехсот человек, и до 1975 года ими руководил человек большого ума и сердца — Высокий Орел.
Танто, брат Сат-Ока, погиб во время одной из схваток с королевской конной полицией.
Тинагет вышла замуж за вождя могавков Дан-Игла. Вместе с мужем она ездила по резервациям Канады и вела большую общественную работу среди индейских женщин, поднимая их на борьбу за свои права. Расисты подстерегли Тинагет на окраине Монреаля, обстреляли машину, в которой она ехала, облили тело отважной женщины бензином и сожгли. Вскоре они убили и Дан-Игла.
Я видел фотографию Сат-Ока вместе с Дан-Иглом у тотемного столба. Их снял один из канадских журналистов во время пребывания Сат-Ока в резервации могавков. В 1965 году лайнер «Баторий», на котором плавал Станислав, прибыл в Монреаль. Местная газета объявила сенсационную новость: сын вождя шауни служит механиком на польском корабле. Заметка заинтересовала индейцев из местной резервации. Среди них нашлись грамотные, которые сумели прочитать сообщение. К Сат-Оку послали делегацию. Так он встретился со своими братьями по крови. К сожалению, не было времени отправиться на поиски родного племени. «Баторий» в порту стоял недолго. При расставании Сат сфотографировался вместе с вождем могавков, мужем своей сестры. Он не думал тогда, что им не доведется больше встретиться.