Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии
Шрифт:
Что касается меня, то после интервью с Филби, меня в 1949 году основательно допрашивали официальные лица из ФБР, ЦРУ и Пентагона в Стамбуле. В 1950 году Муаззез и я переехали в Западную Германию, где я начал работать на Пентагон в качестве консультанта по различным советским военным вопросам. В 1953 году мы переехали в Соединенные Штаты, где я публично выступил с показаниями по двум случаям перед юридическим комитетом Сената, занятым расследованием советского шпионажа. Я также продолжил свою работу с военными вплоть до 1970 года, после чего вышел на пенсию.
Поскольку мне было уже почти пятьдесят лет, когда я получил американское гражданство, я, по-видимому, не такой типичный американец, как
На пенсии у меня есть время и возможности заниматься своими хобби в виде рыбной ловли, плавания и прогулки по близлежащим горам. Я также много читаю, пишу и путешествую.
Со времени переезда в Америку у меня были возможности пересечься вновь, посредственно или непосредственно, с некоторыми людьми, которые помогли мне во время ссылки в Турции. Я посетил Портера Моуги, который установил электростанцию в Манисе. Он уже не был на «Lima, Ohio, USA», он бросил профессию инженера для того, чтобы содержать большую ферму на Юге. В Денвере я разыскал Сулеймана Демиреля, молодого турецкого инженера, который дал мне работу в коллективе по анализу почвы. Он был направлен в этот город по гранту американского правительства для продолжения своего технического образования. Занимаясь этим делом, Демирель жил в маленькой однокомнатной квартире, где он сам выполнял большую часть работы по дому. Он привел в восхищение своего домовладельца сохранностью каждой стеклянной банки и каждого контейнера, в которых он упаковывал все свои купленные продукты. Они, по мнению молодого турка, были слишком хорошими, чтобы их выбрасывать. Демирель позднее стал премьер-министром своей страны.
Лишь однажды я наскочил на агентов из своего прошлого в качестве разведчика. Этот случай был довольно потрясающим, и я не хочу, чтобы такое повторялось. Несколько лет тому назад, после взлета самолета, на котором я путешествовал, я вдруг обнаружил группу советских граждан, сидящих через несколько рядов от меня. Один из них был человек ГРУ, который был моим помощником в ТАСС, служившим мне в качестве прикрытия в Берлине. С наших кресел мы смотрели друг на друга с тревогой. Он прошептал несколько слов своему русскому соседу. Я немедленно вступил в разговоры с соседями, которых совершенно не знал. Я немного испугался, подумав, что мой бывший помощник и его группа пришли за мной. Он также, по-видимому, испугался, что я и мои спутники могли быть за ним. Через нервный час или больше мы приземлились, чтобы расстаться в толпе, без всякого инцидента. Я никогда не знал, кто кого блефует, но позднее узнал, что мой бывший помощник был тогда советским послом на Кубе Кастро. [15]
15
По-видимому, речь идет об Александре Алексееве (иногда Александр Шитов), резиденте КГБ на Кубе, которого затем Н.С. Хрущев назначил туда же послом СССР. — В.М.
Через советскую прессу и периодику, доступную на Западе, я имел ограниченную информацию о том, что случилось с некоторыми более важными людьми из моего советского прошлого.
Мехлис, комиссар Девятой Армии, который почти не отправил меня под трибунал, умер естественной смертью, что является одним из немногих исключений для людей с его прошлым и положением.
Чуйков, который заступился за меня перед Мехлисом, стал всемирно известным за командование войсками во Второй мировой войне. Став маршалом Советского Союза, в послевоенное время служил в качестве одного
Голиков, мой начальник в Управлении, также отличился во Второй мировой войне, сделавшись маршалом. За несколько лет до своей смерти он был начальником политуправления Советской Армии и Флота.
О моих непосредственных коллегах я знаю немного. На самом деле, я знаю лишь о том, что капитан Полякова, моя помощница в Четвертом отделе Управления, была уволена, поскольку была еврейкой.
Что касается моего друга Бухтина, который своевременно предупредил меня, моего друга поменьше, Акимова, который не предупредил меня, нашего кэгэбешнего оппонента Наумова, от которого я бежал, то они все бесследно исчезли. Я представляю, что все трое, друзья и враг, были среди тех русских, о которых турки рассказывали мне, как немедленно отбывших в СССР после моего побега. Бухтин и Наумов, вероятно, сразу после прибытия домой были подвергнуты чистке. Акимов, имеющий более твердый характер, возможно, выжил, но его карьера была обречена.
Из тех, кого коснулась моя судьба в Турции, лишь один посол Виноградов продолжал держаться на поверхности. Следующим его важным назначением за рубежом был после Анкары пост посла во Франции. Позднее его перевели в Каир, где он, должно быть, играл главную роль в советском проникновении в Объединенную Арабскую Республику и другие арабские страны, также внес свой вклад в развитие враждебности арабов по отношению к Израилю. Я полагаю, он имел приятные минуты разъяснения по поводу побега экипированных Советами египтян из Синайского полуострова, так же, как и по поводу моего побега. Ныне его уже нет в живых.
Мой продолжающийся интерес к этим людям из моего прошлого является не более чем интерес к судьбе одноклассников с их восхождениями наверх и спусками вниз. Он определенно не является ностальгией по стране моего рождения, поскольку для меня, татарина, она никогда не была моей родиной, а была русской страной. И со смертью Тамары я потерял там единственного человека, которого мог назвать своим.
Тем не менее, невозможно было выжить в этой обширной стране моего рождения во время мук революции и сталинизма, не потеряв к ней интереса. Мои мысли заняты новым поколение старых и молодых писателей, которые, возможно, могли бы ее сделать более лучшей страной, чтобы там жить.
И для меня, не новичка в США, сравнение между страной моего рождения и страной моего выбора всегда является постоянной величиной. Обе страны протянулись по континенту, обе являются неизмеримо богатыми. Обе страны вовлечены в дела всего мира и обе страны, одновременно, имеют свои внутренние проблемы. Главная разница между двумя этими сверхдержавами заключается в том, что каждый человек на всем земном шаре знает об американской внешней политике, в то время как очень немногие в советских верхах по-настоящему посвящены в советскую внутреннюю и внешнюю политику. Со всеми широко известными недостатками Америка является открытым обществом, постоянно находящимся в движении, в то время как Советский Союз остается закрытым обществом, сопротивляющимся к любым изменениям.
Правда, как американец, я расстроен тем, что жизнь у многих уходит впустую и без всякого просвета во многих уголках земли, в трущобах в американских городах, в борьбе чернокожих американцев и других меньшинств за гражданские права и равные возможности. Как бывший советский гражданин, я поражен протестами, жестокостями и временами сходными с коммунистическими методами обращения с этими проблемами. Я знаю, как Москва разрешала бы такие проблемы, в особенности, по отношению к меньшинствам. Я это знаю по своему горькому опыту в Советском Союзе.