Служебный брак
Шрифт:
— А насколько?
— Настолько, что припёрлось ей пилотом гражданской авиации стать! Ты ведь видел документы.
— Видел, я разные документы видел. У меня старший сисадмин в отделе логистики вообще артист цирка по образованию, дрессировщик тигров. Есть художники, океанологи, геологи, лётчиков тоже хватает. Сейчас в какой институт мамка с папкой пристроили, там и призвание. По специальности никто не работает. Время, — Григорий Георгиевич развёл руками, будто объясняя ёмким словом «время» все причуды мировоззрения населения, особенности системы высшего образования и трудового
— Не, Валька всегда хотела летать. Ещё соплёй под стол ходила, а уже в авиамодельный кружок записалась. Помнишь такие, в нашем детстве были? Во-о-от. В него ходила, самолётики делала, конструировала. Потом в авиаклубе толкалась, в нарушение инструкции её уже в шестнадцать за штурвал сажали. Естественно, прошла обучение, получила удостоверение частного пилота, а это денег стоит. Следом ещё училась, чтобы наверняка, в лётном училище, сейчас с частными школами не угадаешь — отнимут лицензию, и фьють деньги и удостоверение.
— Ну? — нетерпеливо произнёс Григорий Георгиевич, смотря, как лихо молотит вилкой Андрюха, прервавший увлекательный рассказ.
— Ну. Ну. Ну, получила лицензию, всё по закону. Кредитов на обучение набрала, до пенсии не рассчитается, дурная голова, — Андрюха отправил сочный кусок мяса в рот и с наслаждением пережёвывал. — Всё-таки оленина здесь хороша! Ох, хороша, как задница пляшущей бразильянки, — явно отвлёкшись от темы, продолжил глава службы безопасности крупнейшей авиакомпании, видимо, знавший толк в оленине и филейных частях тел бразильянок.
— Дальше-то что? — почти проорал Григорий Георгиевич.
— А ничего, не берут её на работу. Какой из неё пилот? Ты же сам видел. Ей в трусах жопой крутить, а не авиаперевозками заниматься!
— Такой плохой пилот? Часы налетала, сам говоришь, с шестнадцати лет за штурвалом, училище закончила, лицензию получила.
— Нормальный она пилот, как любой новичок — дерьмишко средней прожарки, опыта набираться и набираться. Ты думаешь, мальчишки после лётных асами выходят? Переучивать приходится, за границу отправлять, на курсы, бабло вкладывать.
— В чём сложность с Валентиной?
— Девка она, баба. На неё время потратишь, а она в декрет сбежит, кирхен, кюхен, киндер!
— Ты гендерный узурпатор, Андрюха, вот ты кто! — заржал Григорий Георгиевич. — Где ты встречал пресловутое «кирхен, кюхен, киндер»?
— А надо, чтобы было повсеместно! — пьяно проговорил приятель.
Григорий Георгиевич вздохнул, глядя на Андрюху. Глянь на него, какой отважный, брутальный альфа-самец. Если бы он не знал маму Андрея Виссарионовича, то поверил бы в узурпаторство Андрюхи. Только грозный вояка отзванивался мамочке, когда приезжал на работу, и не смел опоздать к воскресному обеду в доме родительницы. В своё время Андрей Виссарионович не мог вступить в брак по воле службы. Контрактные обязательства не позволяли иметь семью, как и Григорию Георгиевичу, что бесконечно расстраивало родителей Гриши и радовало мамочку Андрюши. Позже ни одна женщина так и не нашла одобрения у потенциальной свекрови, видимо, задницы бразильянок с карнавала в Рио-де-Жанейро не во вкусе благородной донны.
— Что дальше с Валентиной Владимировной?
— Ничего. Долги есть, работы нет, пилотом не стала, подалась в феминистки, вроде не берут её из — за того, что баба.
— Из-за этого и не берут, — скривился Григорий Георгиевич.
Вообще-то, где-то в глубине души, и в нём жил гендерный узурпатор, ещё какой. Но здравый смысл подсказывал, женщины могут не только трудиться наравне с мужчинами, но и в некоторых областях превзойти оных. В его отделе работало несколько женщин, и это были отличнейшие специалисты, он бы ни за что не променял их на мужчин, даже той же квалификации. Угроза декрета существовала, да. Любой из его молодчиков мог завтра сломать со смещением ногу — и вот тебе «декрет».
— Нет, не берут её из-за того, что не может сдать физические нормативы. Может, и взяли бы на северные направления — Ямало-Ненецкий округ, Салехард, откуда сама сбежит через пару рейсов.
— Говоришь, лицензию получила, значит, медкомиссию и нормативы сдала.
— У нас свои нормативы, — махнул рукой Андрюха. — Только знаешь, что? Валька с отшибленной головой, но Клавке не стала бы про… как ты там сказал? «Гендерную асимметрию, как фактор формирования традиционной культуры» втирать.
— Ага, — усмехнулся про себя Григорий Георгиевич и ещё разок намахнул коньяка. С квашенной капусткой. Хорошо!
Проснулся Григорий Георгиевич дома, на своей кровати, рядом с рыжей красоткой девяти лет от роду, печально смотрящей на отца со всем возможным осуждением в глазах.
— Алкоголизм, папочка, заболевание, при котором наблюдается физическая и психическая зависимость от алкоголя. Сопровождается повышенной тягой к спиртному, неспособностью регулировать количество выпитого, склонностью к запоям, возникновением ярко выраженного абстинентного синдрома, снижением контроля над собственным поведением и мотивациями, прогрессирующей психической деградацией и токсическим поражением внутренних органов. Понятно тебе, папочка?
— Угу, — кивнул Григорий, стараясь не дышать в сторону дочери.
— Основной компонент алкогольных напитков — этанол. Малые количества этого химического соединения являются частью естественных метаболических процессов в организме человека. В норме содержание этанола составляет не более чем ноль целых восемнадцать сотых промилле. Экзогенный этанол быстро всасывается в пищеварительном тракте, поступает в кровь и оказывает влияние на нервные клетки. А это понятно тебе, папочка?
— Понятно, — Григорий встал и отправился в ванную комнату, слушая на ходу лекцию о вреде алкоголизма.
— Развитие психической зависимости при алкоголизме обусловлено влиянием этанола на нервную систему. После принятия спиртного человек чувствует эйфорию. Снижается тревожность, повышается уровень уверенности в себе, становится легче общаться. По сути, люди пытаются использовать алкоголь в качестве простого, доступного, быстродействующего антидепрессанта и противострессового средства, — продолжала отчитывать Клава, сыпля фактами и нравоучениями. — У тебя стресс, папочка? — уставилась дочь на родителя.