Слышишь, Кричит сова !

Греков Юрий

– Самолет да,- невозмутимо ответил толстяк Сергеев, аспирант кафедры фольклора,- а Змей Горыныч - нет.

– То есть?
– переспросил Антон Давыдович, у которого уже мелькнула неясная догадка.

– Элементарно,- подтвердил невозмутимый аспирант,- для человека восьмого-девятого века, да и несколько позже, Змей Горыныч - существо безусловно реальное.

– Вы хотите сказать, что появление этого самого Змея будет воспринято как нечто естественное?
– полувопросительно сказал Антон Давыдович.

– Конечно. Для человека раннего средневековья и медведь, и водяной, и Змей Горыныч одинаково реальны.

Антон

Давыдович уже все понял и, в пол-уха слушая пустившегося в рассуждения аспиранта, нетерпеливо поглядывал на часы, одновременно размышляя, каким манером преподнести своим оруженосцам созревшую у него идею.

– ...не зная, как объяснить необъяснимое, он одушевлял неживое, населял леса и реки духами, воображение порождало богов и чудовищ, со свойственной суеверной психике конкретностью облекало в плоть и кровь самые немыслимые образы. Стихийные силы природы обретали страшный, но понятный, земной облик. Змей Горыныч страшен, но ему можно отрубить головы. Русалка может утащить в воду, но обойди ее стороной -спасешься... Бабалихоманка нападет - затрясет, но на нее есть заговор...разошедшийся аспирант что называется дорвался.

В другое время Антон Давыдович наверняка не только дослушал бы, но и расспросить поподробнее не постеснялся. Сейчас же, с трудом дождавшись паузы в аспирантском Монологе, он похлопал ладонью по столу и, вежливо улыбаясь несколько опешившему Сергееву, сказал: - Коллега, надеюсь, вы не откажетесь при случае проконсультировать нас по некоторым деталям, - и не дав открыть рта "коллеге", заключил", обращаясь к остальным:Поскольку возникли кое-какие неожиданные детали, совещание наше закончим или, вернее, продолжим через, скажем, неделю.

"Как это все давно было,- подумал Антон Давыдович, - давно. И недавно... И..." Незаметно подступившая дремота отяжелила щеки, зыбкой тенью поплыли стены, но тут что-то звякнуло, и дремота слетела вспугнутым воробьем.

Антон Давыдович покосился на Ивана, с виноватым видом подбиравшего с пола осколки лампы.

– Чем она тебя разгневала?

– Нечаянно,- хмуро откликнулся Иван и, помолчав, добавил то ли в оправдание, то ли в утешение: - Она свое все равно отработала.

– А Алексей где?

Иван мотнул головой: - Дышит. Норму по никотину добивает...

Алексей пригасил окурок, потянулся. Солнце уже уселось на зубчатую стену леса, тени вытянулись, с озера потянуло легким сквознячком. Что-то неуловимо изменилось в привычном уже пейзаже. И вдруг Алексей ощутил, что сейчас он вспомнит нечто важное, застрявшее легкой занозой где-то в глубине памяти, почти забытое и почемуто очень нужное. Что-то изменилось вокруг освещение ли, цвета ли - но именно это изменение наметило какуюто ассоциацию, которая может стать тропкой, ведущей в глубину, в память. Он пристально вглядывался в пейзаж, медленно ощупывая взглядом и дальний берег, и потемневшую гладь озера, понимая, что где-то здесь та самая зацепка, штришок, тусклый осколок стекла, который, вдруг повернувшись, бьет ослепительным лучом-зайчиком. Алексей поерзал, всмотрелся в скалу, темневшую четким силуэтом на еще светлом небе. Мелькнула неожиданная, нелепая мысль: "Только надписи не хватает..." Почему надписи? Какой надписи? И тут Алексей с фотографической четкостью вспомнил: Дива, ну, конечно же, Дива! И с непонятной уверенностью

ощутив - вот она, тропка, продолжал вглядываться в скалу. Почему же раньше не заметил странного сходства? Да потому, что сходства никакого не было, просто на несколько мгновений тени легли так, что контур скалы чуть изменился - и этого оказалось достаточно, чтоб успеть вспомнить...

Алексей потянулся, прицелился окурком в табличку "Место для отравления", попал и ребячески пожалел, что Иван этого не видит. Скала уже совсем не походила на Диву, но главное она успела выполнить, так что - мавр сделал свое дело, мавр может уходить... Мысли текли медленно, перемежаясь, перемешиваясь - Алексей лениво подумал: все в мире сопрягается, все взаимопроникает, и мысли тоже, поскольку мозг человека - всеобъемлющая модель мироздания. Красный круг солнца уже наполовину осел за зубчатую стену, вода потемнела, удивительное предвечернее спокойствие почти осязаемо разлилось вокруг. Что общего может быть между ялтинской пельменной и этим удивительным миром? Ничего, если не считать, что она-начальная точка, первый шаг на пути сюда...

Алексей блаженно потянулся - как собственно немного нужно, чтобы все встало на свои места - пустяк... Повеяло прохладой. В избе скрипнула дверь, выглянул Иван.

Потоптался, спросил: - В паровозы готовишься?

– Ага,- снисходительно откликнулся Алексей, пустив дым колечками. В неподвижном воздухе кольца медленно плыли одно за другим, почти не расплываясь.

– Фокусник,- с ехидным одобрением заметил Иван.

Алексей не отозвался. Иван постоял-постоял, скрипнула дверь - ушел в избу.

Над верхушками виднелся уже только краешек солнца, почти полоска. В противоположной стороне еще светлого неба прорезался бледный серпик молодого месяца. И вдруг что-то легко треснуло - на грани слышимости Алексей не успел удивиться, как в лицо пахнуло жаром, он инстинктивно зажмурился, а когда медленно, с опаской приоткрыл веки - прямо в зените полыхало косматое солнце, до горизонта распахнулась голая равнина, колеблясь и подрагивая, как сквозь кривое стекло. Грохнула дверь, Иван заорал с порога: - Есть прорыв, есть!
– и замер, обалдев от открывшейся картины.

– Ну вот и сподобились,- сказал из-за спины Ивана Антон Давыдович.

Алексей не обернулся, напряженно вглядываясь в неверную даль.

Глухой топот, возникший, казалось, где-то у самого горизонта, нарастая, обернулся какой-то темной массой, увеличивавшейся на глазах.

– Иван, дай бинокль,- не оборачиваясь, попросил Алексей.

Скрипнула дверь, но уже и без бинокля было видно, что в клубящемся облаке пыли несется громадное стадо каких-то животных. Снова скрипнула дверь, Алексей, не оборачиваясь, протянул руку, наткнулся на холодный металл, удивленно оглянулся.

Иван держал навскидку карабин, вглядываясь в приближающееся облако. Бинокль висел у него на плече.

– Дай,- сказал Алексей.

Иван, не глядя, нащупал ремешок, сдернул бинокль с плеча.

Стремительное приближение заставило вздрогнуть.

Алексей отнял бинокль от глаз - нет, еще далеко, снова приложил, повертел регулятор резкости. В туче пыли, круто наклонив огромные рога, с барабанной скоростью вколачивая копыта в рыжую землю,- пыль поднималась в полнеба, неслось гигантское - не охватить взглядом - стадо.