Смех баньши
Шрифт:
Пил побледнел и попятился.
— Я уйду. — Он злобно глянул на меня. — Вот и все. Больше вам одним не владеть своими секретами, чокнутые снобы!
Я ответил ему злой усмешкой.
— Ты все равно не получишь к ним допуска, Пил. Не надейся. Даже если они существуют.
Он пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство и с перекошенным ненавистью лицом вылетел вон. Вот вам еще один романтик, борец за истину. Интересно, он начал завидовать мне с рождения или чуть раньше?
Пока я размышлял, Сцилла расстегнула наручники и велела мне снять форменную куртку и сесть в кресло. Я немного помедлил, но, понимая, что
Помощники Сциллы тут же надежно прикрепили меня к зловещей конструкции со слегка наклоненной спинкой, как в кабинете дантиста, при помощи целого ряда специальных захватов, не позволявших сдвинуться и на полсантиметра, оставив свободной только голову, и закатали повыше рукава рубашки, чтобы было куда впрыснуть какую-нибудь гадость, когда появится нужда. К сожалению, прежде мне никогда не доводилось надувать детектор лжи, я просто не верил, что мне это когда-нибудь понадобится. Специалистом по таким вещам у нас был Фризиан, и никто не собирался оспаривать его лавры. Впрочем, Фризиан уверял, что сам род наших занятий, насыщенный психологическими упражнениями, является для этого неплохой подготовкой. Оставалось только надеяться, что это так. Главное, не заглядывать слишком вперед. Тогда еще можно сохранять спокойствие, и даже радоваться тому, что в данную минуту все еще находишься в своем уме. Потом будет уже неважно.
Закончив приготовления, все, кроме Сциллы, вышли.
— Тет-а-тет? — поинтересовался я, глянув на нее. — Или кого-то ждем?
Она посмотрела на меня с довольно странным выражением и отвернулась к своей лаборатории.
— Ждем. Ваше дело ведет генерал-лейтенант Лидина. Сама. — Это прозвучало веско.
— Мадам генерал? Какая честь.
— Вы даже не представляете — какая.
— Жаль. Не люблю огорчать дам. Но от моих знаний вам не будет никакой пользы.
— Посмотрим, что вы скажете завтра. Или через неделю.
— А уж тогда, тем более, — парировал я, но голос как-то сел.
Сцилла оглянулась.
— Как ваше горло?
Я откашлялся.
— Спасибо, лучше не бывает.
Идиотский способ отвлечься болтовней.
В дверь напротив вошли двое. Женщина и мужчина крайнего верхнего предела средних лет. Женщина, видимо, и была зловещей Лидиной. На мундире цвета морской волны красовалась слегка мерцающая эмблема «черная маска», слишком скромная на фоне всяческих регалий. Таким же скромным был учительский пучок на голове, от взгляда на который у школьников всех времен пересыхало в горле. Сопровождал ее некто в чине генерал-майора, имевший обычный для своего поста облик хорошо откормленного борова. Сходство усиливалось маленькими поросячьими глазками и черной жесткой щетиной на макушке. Взглянув на эти ходячие стереотипы, я не расхохотался лишь потому, что знал, как трудно будет остановиться. А это уже могут счесть за истерику.
Генералы уселись за длинным столом, пошуршали бумагами, поиграли какими-то переключателями, глядя на загорающиеся лампочки и самолично убедившись, что все, похоже, работает. Потом, будто по команде, подняли глаза, с одинаковым презрительно-холодным выражением. Рыбьим, — решил я, — совершенно рыбьим. Я не стеснялся издеваться над ними в душе, зная, что в реальности они на мне еще отыграются. Генерал-майор нахмурился и покосился на экранчик перед собой, пытаясь определить, на самом ли деле они выглядят так забавно. Судя по окаменевшим бровям, полиграф работал исправно. Генерал-лейтенант в первую очередь думала о деле и подобные мелочи ее не волновали.
— Итак, капитан Гелион, выходит станция «Янус-1» может быть и оружием? Каким именно образом?
— Прямолинейный вопрос, — признал я. — Времени даром вы не теряете.
— Время — это то, чего нельзя терять ни в коем случае, имея дело с такими, как вы. Не хотелось бы вдруг выяснить, что буферное время — такой же обман как все остальное. Впрочем, раз вы все еще тут, это, скорее всего, правда.
— Да. Разве это не доказывает, что мы, при всем желании, не можем быть опасны, как вам прекрасно известно?
— Капитан, неужели нам понадобятся долгие уговоры? Вы же прекрасно знаете, с кем имеете дело. Сомневаюсь, что вы настолько глупы, что не предвидите последствий своей несговорчивости. Они могут оказаться совершенно для вас неприемлемыми. Пока еще мы предлагаем вам более-менее добровольное сотрудничество. Нам всего лишь хочется прояснить некоторые вещи, о которых мы получили представление от вашего предшественника. Погиб он только вследствие своей болезни, а не каких-либо наших действий.
— Если вы пока еще хотите всего лишь поговорить, то почему я не могу пошевельнуться? Это имеет какое-то значение?
— Ваш предшественник вел себя немного неадекватно. Не хотелось бы, чтобы вы попытались повредить кому-нибудь или себе самому. Пока все не разъяснится.
Ну, конечно.
— Так что бы вы могли сказать о вашем предшественнике и его идеях?
Я пожал плечами, насколько получилось.
— Он действительно был сумасшедшим. К сожалению, с историками это случается часто. Слишком много миров, много мировоззрений, конфликтующих друг с другом, много чужих сознаний. Потеря чувства реальности, прошлое, в котором можно побывать несколько раз — и каждый раз оно будет другим, но здесь — здесь ничего не изменится. И вместе с тем, все равно иллюзия, что изменить мир так просто. Но мир не меняется. Его психика разбилась об этот факт. Прошлым нельзя манипулировать.
Большая часть смысла, вложенного в последнюю фразу, носила моральный характер, и техника не обнаружила в моих словах никакой неискренности. Глаза генерал-майора, не отрывавшиеся от экрана, расширились. С вытянутым лицом он глянул на Лидину, будто хотел воскликнуть: «Так мы купились на бред сумасшедшего?!»
Лидина даже не пошевелилась, чтобы справиться с показаниями приборов или мнением напарника. Старая волчица полагалась на женскую интуицию, сдобренную таким опытом, что на электронику уже не обращала внимания.
— Перестаньте, капитан. Ведь Солнечная Лига — ваша Родина. Проявите же хоть немного патриотизма. Кем вам больше нравится быть — патриотом или изменником?
Нечестный прием. Нацеленный только на то, чтобы вывести из равновесия и заставить явно солгать, со всеми вытекающими последствиями. На этот раз она приборам поверит, это будет ей выгодно, или убедится в их бесполезности, но не в моей искренности насчет всего, что было сказано раньше. Зато если откажусь лгать, хоть это гарантированно кончится плохо, ей придется сомневаться, что я лгу все остальное время и подумать, что может быть у меня не все дома, но я вполне откровенен.